— А откуда ты знаешь, что там она говорит? Может, типа «У тебя болт такой маленький, что я никак не могу понять, начал ты уже или нет?». Я готов поспорить, что это именно так.
Кайфолом улыбается мне снисходительной улыбкой, словно спрашивая «Ну что, ты уже закончил или как?».
— Этот вопрос я обсуждал, в частности, с Лорой Макюэн на прошлой неделе. Она дала мне понять, что у тебя имеются существенные проблемы как раз в этой области. Сказала, что в последний раз, когда она была вместе с тобой, у тебя даже не шевельнулось.
Я пожимаю плечами. Я думал, что об этой истории никто не узнает.
— Сказала, что ты и сам-то себя удовлетворить не можешь с тем напёрстком, который ты смеешь называть своим членом, не говоря уже о ком-нибудь ещё.
Я не могу дать Кайфолому достойный ответ по вопросу величины члена. Его член, несомненно, гораздо больше, чем мой. Подростками мы снимали наши причиндалы в кабинках фотоавтоматов на вокзале Уэйверли, а затем засовывали фотографии под грязные стёкла на автобусных остановках, чтобы их видели люди. Мы называли это занятие «организацией фотовыставок». Уже тогда я знал, что у Кайфолома член больше, и поэтому подносил свой как можно ближе к объективу. Увы, этот засранец скоро понял, в чём дело, и начал поступать таким же образом.
Что же касается истории с Лорой Макюэн, то тут я ещё меньше могу сказать. Лора — девушка больная на всю голову. У меня осталось больше шрамов на теле после одной ночи с ней, чем следов от иглы за всю жизнь. Я же перед ней тогда как только не извинялся. Но некоторые люди абсолютно не умеют держать язык за зубами. Я понимаю, что Кайфолом не успокоится, пока последняя собака не узнает, какое я дерьмо в постели.
— Ну да, — признаюсь я, — я тогда провалился с треском. Но я же был совершенно бухой и удолбанный, а она взяла меня и сама потащила в койку — вот так вот. Какого хера она ожидала?
Кайфолом усмехается. Этот ублюдок всегда делает вид, что у него на тебя компромата гораздо больше, чем тебе кажется, просто не наступило ещё время обнародовать его.
— Ладно, приятель, просто задумайся о том, что ты упускаешь. Я тут шастал вчера в парке — кругом сплошные школьницы. Стоит тебе закурить косяк, и они слетятся стаей, как мухи на говно. Богатый выбор прошмашювок. А тут ещё импортные дырки прямо напрашиваются на приключения. Я видел несколько хорошеньких заек даже в Лейте! А если уж говорить о хорошеньких зайках, то Мики Уэйр показывал высокий класс в субботу на Истер-роуд. Все парни спрашивали, почему тебя не было. А тут ещё скоро будут концерты у Игги Попа и «Зе Поугз». Блядь, самое время тебе взять себя в руки и жить этой блядской жизнью в полный рост. Ты же не собираешься прятаться в тёмной комнате весь остаток жизни?
Впрочем, мне совсем было неинтересно слушать весь этот трендеж.
— Ломми, мне очень нужно вмазаться один самый последний раз, чтобы слезть потихоньку. Или хотя бы метадоном дай закинуться…
— Если будешь пай-мальчиком, получишь немного разбавленного «Тартан спешиал». Твоя мама сказала, что может взять тебя в Клуб докеров в пятницу вечером при условии хорошего поведения.
Когда самодовольный говнюк свалил, я понял, что его визит меня разволновал. Все было почти как в доброе старое время, но только именно «почти», потому что слишком многое изменилось. Что-то случилось. В частности, героин. Жил ли я с ним, умирал ли от него, или мучался без него, я знал, что моя жизнь уже никогда не будет такой же, как прежде. Мне следовало свалить из Лейта, свалить из Шотландии. Навсегда. Не просто отъехать на шесть месяцев в Лондон, а потом приползти назад. Моим глазам открылось, в каком убогом и ограниченном мирке я живу, и теперь мне уже никогда не удастся видеть свои родные места в прежнем свете.
В течение следующих нескольких дней боль слегка унялась. Я даже начал кое-что готовить. Каждая жопа в нашей деревне считает, что моя мама — лучший повар в мире. Я тоже так думал, пока не начал жить отдельно. Тогда-то я и понял, что повар из моей мамы — как из дерьма пуля. И вот я встал к плите. Мой предок постоянно называет все эти блюда кроличьей едой, но, как мне кажется, в душе он обожает все эти чили, карри и овощные рагу. Моя прародительница как будто слегка расстраивается, что я вторгаюсь на её территорию, и что-то блеёт о необходимости мяса для организма, но я чувствую, что и ей это приятно.
Как бы то ни было, боль улеглась, и её сменила ужасная, беспросветная, черная тоска. Я никогда прежде не испытывал такой полной и абсолютной безнадёжности, нарушаемой только приступами столь же необъяснимого беспокойства. Они парализуют меня до такой степени, что я сижу в кресле и смотрю телевизионную программу, которая вызывает у меня изжогу, но я не могу встать и переключить телевизор на другой канал, потому что мне кажется, что, если я это сделаю, случится нечто ужасное. Или я сижу, чувствуя, что у меня вот-вот лопнет мочевой пузырь, но не могу встать и пойти в сортир, потому что мне кажется, что кто-то подстерегает меня на лестнице. Кайфолом предупреждал меня об этом, да и я сам в прошлом уже сталкивался с такими штуками, но никакие предупреждения посторонних, ни даже собственный опыт не способны подготовить к этому состоянию. Самое тяжелое алкогольное похмелье кажется невинным эротическим сном в сравнении с этим.
Читать дальше