Ирвин Уэлш - На игле

Подобные тривиальные рассуждения, забивающие болт на факты и подпитанные мелкой завистью, быстро становятся частью городской мифологии в таком местечке, как Лейт, населенном в основном мерзкими ублюдками, постоянно сующими нос в чужие дела. Лейт — это помойка для обездоленных белых отбросов общества, которых полным-полно в стране, которая сама по себе — помойка. Часто говорят, что Ирландия — это помойка Европы. Наглый пиздеж. Помойка Европы — это Шотландия. У ирландцев хватило духу, чтобы отвоевать назад свою страну — хотя бы большую её часть. Я помню, как меня однажды задело, когда в Лондоне Никсин братец назвал шотландцев белыми ниггерами в юбках. Теперь я понимаю, что оскорбительным в этом заявлении был только расизм, проявленный по отношению к чернокожим. В остальном это просто констатация факта. При этом все считают, впрочем, что из шотландцев получаются хорошие солдаты. Возьмите хотя бы моего братца Билли.

К моему старику здесь тоже относятся с подозрением. Им не нравится его выговор уроженца Глазго и то, что, после того как его по сокращению штатов уволили от «Парсона», он приторговывает барахлом на рынках в Инглистоне и Ист-Форчуне вместо того, чтобы весь день сидеть в баре «У Стрэтти» и ныть о том, как ему плохо живется.

Родители любят друг друга, и меня они тоже любят, но им ни за что на свете не понять, что я чувствую и чего я хочу от жизни.

Боже, защити меня от тех, кто мне хочет помочь!

— Мама… я очень ценю то, что ты хочешь для меня сделать, но мне нужно хоть один раз вмазаться, иначе я не слезу. Один-единственный, последний раз.

— Даже и не проси меня об этом, сын.

В это время в комнату бесшумно входит мой отец, так что маме приходится заткнуться на середине фразы.

— Ты к чаю даже не прикоснулся. Я тебе советую, приятель, приходи в себя как можно скорее.

На лице у него непроницаемое выражение, подбородок выдвинут вперёд, руки напряжены, как будто он собрался драться со мной.

— Да, да, конечно, — жалко бормочу я из-под одеяла.

Мама кладёт мне на плечо руку, словно пытаясь защитить меня. Мы оба инстинктивно отклоняемся назад.

— Ты провалился на всех фронтах, — говорит он тоном обвинителя. — Плотником ты не стал. Из университета тебя выгнали. Та милая девушка, с которой ты встречался, где она? Не было ни одной возможности, которую ты бы не упустил.

К этому он мог бы добавить, что у него, который вырос в Гоувене и оставил школу в пятнадцать лет, чтобы учиться ремеслу, таких возможностей никогда не было. Но я это и так знаю. С другой стороны, если задуматься, то настолько ли все отличается, если ты вырос в Лейте и оставил школу в шестнадцать лет, чтобы учиться все тому же ремеслу? Особенно учитывая тот факт, что, когда мой отец был молодым, о массовой безработице никто ещё и слыхом не слыхивал. Но я всё равно не в состоянии с ним спорить, а если бы даже и был в состоянии, то бесполезно спорить с человеком из Глазго. Все они, сколько я их встречал, уверены в том, что они единственные пролетарии в Шотландии — да что там в Шотландии! — в Западной Европе, во всём мире, — которым действительно тяжело живется. Только им известно, что такое хлебнуть лиха, и больше никому. Поэтому я захожу с другой стороны.

— Э-э-э… может, я вернусь назад в Лондон. Найду работу… — Я уже на грани бреда, мне кажется, что в комнате присутствует Мэтти. — Мэтти! — зову я его, или Мне кажется, что зову.

Проклятая боль не отпускает.

— Ты в заоблачной стране кукушек, сынок. Это тупик. Если обосрёшься, дай мне знать.

Это уж вряд ли. Мои кишки окаменели, и их, очевидно, придется удалять хирургически. Чтобы добиться хоть какого-то результата, мне теперь придётся день за днем глотать, давясь, раствор магнезии в молоке. Когда мой предок высказался и ушёл, я уломал маму выдать мне пару таблеток валиума. Мама сидела на валиуме шесть месяцев после смерти Дэйви. Беда в том, что, после того как мама с него слезла, она возомнила себя экспертом в области реабилитации наркоманов. Ах, мамочка, мамочка, ширево — это тебе не транквилизаторы!

Итак, я очутился под домашним арестом.

Первое утро нельзя было назвать праздничным, но оно показалось мне раем по сравнению с тем, что началось ближе к вечеру. Мой предок вернулся с познавательной экскурсии по библиотекам, учреждениям здравоохранения и социального обеспечения, вооружённый кучей полезных сведений, ценных советов и бесплатных брошюр.

Прежде всего он хотел, чтобы я сдал анализы на ВИЧ. А мне совсем не улыбалось проходить через все это дерьмо по-новой.