Ирвин Уэлш - На игле

— Ой! Какого хера на меня уставился, ниггер?

— Пошёл в жопу! — огрызнулся Додди.

Котик через всё это уже не по разу прошёл, но для меня это, типа, было впервой, поэтому я чувствовал себя охуенно неловко.

Мне один парень из Глазго однажды объяснял, что эти нацисты и прочая шваль — они вроде бы как не настоящие оранжисты, но большинство оранжистских ублюдков, которые сидели в пабс, принялись подбадривать этих засранцев и, типа, науськивать их на нас,

А затем они все начали скандировать:

— Чёрный ублюдок! Чёрный ублюдок!

Тогда Додди встал и направился к их столу. Я увидел, как издевательское, насмешливое выражение на лице у поклонника «Screwdriver» сменилось на совсем иное, когда он заметил (одновременно со мной), что в руке у Додди тяжёлая стеклянная пепельница… запахло насилием… плохо дело…

…он ударяет поклонника «Screwdriver» пепельницей по голове, и череп раскалывается, а чувак падает с табуретки на пол. Я весь трясусь от страха, по-настоящему трясусь, чуваки, и тут один парень наскакивает на Додди и валит его на пол, так что мне приходится вмешаться. Я хватаю кружку и бью ею по башке «Красную Руку Ольстера», который хватается за череп, хотя кружка даже, типа, не разбилась, но тут какая-то пизда бьёт меня в живот с такой силой, что мне даже сначала показалось, что мне воткнули нож.

— Убейте этого католического ублюдка! — кричит какой-то говнюк, и меня прижимают к стене, типа, а я начинаю махать во все стороны ногами и руками… но вроде бы ни в кого не попадаю… я даже ловлю от этого, типа, некоторый кайф, потому что это не настоящее, типа, побоище, когда кто-нибудь вроде Бегби входит в раж, а скорее, типа, комикс какой-то… я ведь по-настоящему, типа, драться не умею, но и у нацистов этих класс оказался ниже среднего… они только мешались друг другу и попадали под ноги…

Я так и не понял, что случилось дальше. Дэйви Рентон — Рентин старикан — и Билли, его братец, должно быть, оттащили этих ублюдков от нас, потому что в следующее мгновение я уже выволакивал на улицу Додди, которого отмудохали, типа, как следует.

Я услышал, как Билли сказал мне:

— Вытащи его отсюда, Кочерыжка. Уведи его куда- нибудь подальше.

А затем, когда всё, типа, кончилось, мне стало по-настоящему плохо, и я почувствовал, что по лицу у меня текут слёзы и гнева, и страха, но по большей части отчаяния…

— Ну это… блядь… ну это… скажу я тебе…

Додди ранен. Я волоку его на другую сторону дороги. Я слышу крики у нас за спиной. Я фокусирую взгляд на двери На-На, не отваживаясь обернуться. Мы входим. Я волоку Додди вверх по лестнице. У него течёт кровь из бока и из руки.

Пока я вызываю «скорую», На-На гладит его по голове и приговаривает:

— Офуенную трёпку они тебе задали, сынок… когда же они оставят тебя в покое, мой мальчик?.. с тех пор как в школу пошёл, с тех пор как пошёл в эту офуенную школу…

А я слушаю всё это и почему-то начинаю злиться, причем злиться на На-На. Прикиньте? С таким ребёнком, как Додди, она могла бы сообразить, каково это — быть не таким, как все, каково быть, типа, изгоем, прикиньте? И относиться иначе к той же женщине с винным пятном на лице и все такое… но некоторым людям проще ненавидеть, чем пытаться понять другого — одна сплошная ненависть кругом, ненависть, ненависть, ненависть — и куда она нас приведет, чуваки? Я спрашиваю — куда она нас приведет?

Я отвёз Додди в госпиталь. Рапы его, как выяснилось, оказались не такими серьёзными, какими они казались на вид. Я зашёл к нему, когда его уже заштопали и он лежал на кровати с колёсиками.

— Всё в порядке, Дэнни, — сказал он мне. — Мне раньше и хуже доставалось, а в будущем меня ещё и не то ждёт.

— Не смей так говорить, чувак, не смей, прикинь?

Он посмотрел на меня так, словно я никогда этого не пойму, и я подумал, что он, наверное, прав.

Почти весь день они курили дурь, пока не докурились до полного обалдения. Теперь они перебрались на новый мясной рынок — сплошная сталь и неон — и принялись надираться в баре. Огромный выбор напитков по явно завышенным ценам не мог скрыть того факта, что до настоящего продвинутого коктейль-бара этому заведению было как до луны.

Народ ходил сюда совсем по другой причине. Однако ночь ещё только начиналась, и ещё не было заметно, что все эти люди притворяются, что пришли сюда пить, разговаривать и слушать музыку.

Под воздействием травы и алкоголя либидо, вернувшееся к Кочерыжке и Рентону после того, как они завязали с героином, расцвело пышным цветом. Все женщины в баре (и даже некоторые мужчины) казались им невероятно сексуальными. Они никак не могли сосредоточиться на каком-нибудь конкретном объекте, поскольку взгляды их постоянно перескакивали с одной посетительницы на другую. От одного присутствия в этом месте им сразу вспомнилось, как давно они ни с кем не спали.