— Надеюсь, мы еще увидимся.
— Да, спасибо… — смущенно ответила Мирьям-Либа.
Люциан и Хелена вошли в дом, поднялись по лестнице. Собаки не залаяли, прислуга ничего не заметила. Дверь наверху была не заперта, но примерзла. Люциан толкнул ее, и она поддалась. Изнутри потянуло холодом нежилого помещения. В углу стояла кровать с матрацем, но без постельного белья. Люциан поставил ранец на комод.
— А ведь это была моя комната.
— Правда? Ну вот ты и дома. Сейчас поесть принесу. И белье.
— Служанка же увидит.
— Не увидит, не беспокойся.
— Знаешь, всю дорогу боялся, что родные меня не узнают. Сам стал сомневаться, что я — это я.
— Что ты болтаешь? Мы же тебя любим.
Хелена вышла, послав ему воздушный поцелуй. Люциан посмотрел в окно. По углам стекла замерзли, но посредине остались прозрачными. Отсюда была видна часть двора, забор, наполовину утонувший в снегу, тропинка к дому управляющего. Кто-то по ней шел. Кажется, это еврейка. Сделала несколько шагов, остановилась. Она растворялась в белизне, как панночка из сказки. Пошла дальше, стала совсем маленькой и вот исчезла, как щепка в водовороте. «Неужели я дома? — удивленно подумал Люциан. — Получается, можно вернуть ушедшие времена? Что это там? Хлев?» Прилетела стая ворон, птицы расселись на ветвях каштана, как черные плоды. А это что за постройка с куполом? Люциан вспомнил, что когда-то там сушили сыры. Сколько же лет я тут не был? Он стал считать, но сбился. Господи, ведь мама совсем близко, в нескольких шагах! «Не сообщит ли в полицию? — подумал он о Стаховой. — Да нет, не может быть…» В Варшаве дом и семья вспоминались ему смутно, как в тумане, а теперь стали терять очертания фабрика, рабочие, Стахова, Кася. «Глупо, глупо, — бормотал он, — до безумия глупо. Я пытался закопать себя живьем, как тот факир. Все это мученичество было глупостью… Все предали: Бог, люди, родной отец… Любовь? Чушь! Бред! Мечты отрубленной головы…» Он обвел глазами стены. Те же самые обои, знакомый рисунок: летящие стаи диких гусей. Только поблекли, выгорели. Здесь мадемуазель Бонар учила его французскому: je suis, tu es, il est [63] Спряжение французского глагола «быть».
. Била его линейкой по рукам, как маленького, и целовалась с ним, как со взрослым; велела прикладывать руку ей к груди, чтобы почувствовать, как у нее бьется сердце… Скрипнула дверь: Хелена принесла подушку, одеяло и простыню. Ее было почти не видно за этой грудой. Люциан бросился к ней.
— Милая моя!.. Сестренка…
— Мы же так и не поцеловались до сих пор.
— Аж во рту пересохло, так волнуюсь… Ну…
Они обнялись, расцеловались. Хелена положила белье на кровать.
— Бедный, руки какие холодные!
— Что мама делает?
— Сейчас? Не знаю. Лежит. Вчера доктор Липинский приезжал из Скаршова.
— А Фелиция где?
— В библиотеке. Читает целыми днями.
— Засиделась она в девках.
— Разве? Сказать ей, что ты здесь?
— Не спеши, не спеши. Еще не знаю. Не надо шум поднимать. Есть у кого-нибудь деньги в этом доме?
— Боюсь, ни у кого. У мама́ есть украшения.
— Что это за история с кацапкой?
— Обычная история.
— Аж оттуда ее привез?
— Аж оттуда… Старый ловелас! Все-таки люблю его, несмотря ни на что. Хотя для мама это был последний удар…
— А сама-то ты как?
— Как видишь. Торчу в этой дыре. На коньках катаюсь с еврейкой. Славная девушка, вот только…
— А Юзеф чем занимается?
— Сначала уголь копал. Теперь бухгалтер у торговца сардинами. У еврея.
И Хелена хихикнула. Но вдруг рванулась к двери.
— Господи, ты же есть хочешь!
— Да нет, уже перехотел.
— Сейчас принесу. Лето у тетки провела в Замостье. Да, дядя умер.
— Да ну! Когда? Хотя какая разница?
— Сперва память потерял, а потом умер. День своей смерти предсказал. И кучу долгов оставил. Стефания за докторишку вышла. А тетя все меня сватает, поругались с ней из-за этого. Пыталась меня за одного идиота выдать… Да что ж я болтаю! Если бы мама знала, что ты здесь! Раз уж ей недолго осталось, пусть хотя бы успеет тебя повидать!
— Так плохо с ней?
— Плохо. Но может, станет лучше, когда узнает, что ты вернулся. А что, если я скажу, что от тебя письмо пришло? Напишешь несколько слов? Сейчас поесть принесу. Что ты будешь?
— Что найдешь. Стаканчик водки не повредил бы.
— Чем занимался? Расскажи в двух словах.
— На мебельной фабрике работал. С бабой жил.
— Женился?
— Нет, так.
— Все-таки не понимаю, почему ты молчал.
— За свою шкуру боялся.
Читать дальше