Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

— Мамочка!..

— Ладно-ладно…

Госпожа Френкель вышла и захлопнула дверь. От огорчения ее даже слегка мутило. Всю жизнь трудилась, дочь растила, и все коту под хвост. Что за дочь у нее? Только и знает, что в постели валяться, никто ей не нужен, никогда палец о палец не ударит. Ничего лучшего и не достойна, кроме как старого вдовца. Да она и этого не заслужила. А с ним хотя бы без куска хлеба не останется. Что будет, если она, мать, помрет? Ведь она даже не скопила ничего, хоть бы на похороны хватило… Вдруг мадам Френкель вспомнила о Боге. Как я живу? Что я делаю для души? Господи! Тут она подумала, что, пока работает, надо бы купить на кладбище место под могилу да надгробие резчику заказать. А то закопают где попало и забудут, и ни следа от нее не останется.

Пару лет назад Клара спасла Люциана от тюрьмы, но вести себя по-человечески он так и не научился. Клара слышала о нем плохие новости. Он как-то умудрился помириться с Антеком и взял Касю в служанки. Ему удалось получить место в Варшавском благотворительном обществе, но потом его поймали на краже и кое на чем похуже. История была такая: несколько аристократок, увлеченных филантропией, устраивали любительские спектакли, проиллюстрированные рассказами и стихами польских писателей и поэтов. Представления проходили не в театре, а в салонах. Приглашали только самых знатных и богатых. Было немало русских чиновников, приходил даже сам генерал-губернатор. Помещицы с дочерьми шили костюмы, один доморощенный талант сочинял диалоги. Работал Люциан из рук вон плохо, он получил место по протекции, но несколько раз сыграл в этих спектаклях, и дамы были в восторге, они говорили, что он настоящий актер. О нем даже появилась заметка в «Курьере варшавском». Пожилые дамы были против того, чтобы приглашать Люциана, они слышали о нем немало плохого и считали, что его опасно знакомить с их дочерьми на выданье. Но молодые решили, что герою восстания можно простить прошлые грехи.

И вдруг разразился скандал. Клара так никогда и не узнала подробностей — когда все произошло, она лежала в родах. В доме, куда приходил Люциан, пропала старинная шкатулка слоновой кости. Выяснилось, что Люциан вечером приходил через парадный ход к хозяевам, а поздно ночью, через черный ход, к служанке. Хозяин застукал его у девушки и вышвырнул на улицу в одних кальсонах. Полиция арестовала Люциана, он отсидел шесть недель. Оказалось еще, что он растратил деньги Общества и планировал бежать с молоденькой девушкой, которая училась в пансионе. Как ни странно, залог за Люциана внесли Валленберги. Они же покрыли убыток Обществу. Шкатулку нашли у антиквара на Свентокшиской.

После этого Клара долго не слышала о Люциане. Потом до нее дошли слухи, что он стал статистом в театре «Розмаитощи» и что ему протежирует вдова какого-то актера. Кася родила, и ребенка отдали в приют, а сама она теперь в служанках где-то на Хмельной. Люциан просто продал ее какому-то вдовцу. Все это было Кларе ужасно интересно, хотя у нее и осталась обида на Люциана. Когда они вместе ездили в Варшаву, пару лет назад, он держался от Клары на расстоянии, словно она ему неприятна. Потом пообещал писать, но не прислал ни одного письма. Это, однако, Клара ему простила. Мало ли какие глупости может сделать мужчина. Ее обидело другое: Люциан ни разу не попытался ее поцеловать. И такое было с ней уже не впервые. Несмотря на красоту и раскованность, она не пользовалась у мужчин успехом. Ее первый муж, Гриша, перестал жить с ней задолго до того, как умер от чахотки. Сколько раз бывало, что мужчина начинал за ней бегать, и вдруг любовь куда-то испарялась. Вот и полковник Смирнов охладел к ней, еще прежде чем его перевели в другой гарнизон. Даже смешно, но единственным, кто всегда испытывал к ней влечение, был ее муж Калман. По ночам, когда ей не спалось, Клара часто об этом размышляла. Это началось еще в гимназии. Клара влюблялась в учителей и мальчиков из мужской гимназии напротив, но никто не отвечал ей взаимностью. Из-за этих неудач она и поспешила выйти за человека простого, но небедного. Если не любовь, так хоть деньги. У аптекаря Грейна, где Клара играла в карты с Давидом и Соней Соркесами, Игнацем Германом, Морисом и Тамарой Шалитами, все постоянно подшучивали над ее везением. Она всегда выигрывала, хорошая карта сама шла ей в руки. Иногда Давид Соркес ее целовал, у Мориса Шалита была дурная привычка щипать ее за заднее место, но на этом все и заканчивалось. Даже в любовных стишках, которые студенты и офицеры некогда писали ей в альбом, было больше сарказма, чем романтики. Гриша, земля ему пухом, кричал, когда они ссорились, что она вульгарная. Но что значит вульгарная? Она всегда одевалась по последней моде. Она играла на пианино, прекрасно говорила по-русски и даже по-польски, немного знала французский. Что же такое есть в других женщинах, чего она лишена?