С помощью Всевышнего.
Число… месяц… год…
Я, Йойхенен, сын раввина Цудека, благословенной памяти, обещаю, что после кончины моего деда, святого праведника, нашего господина, учителя и наставника, не стану ребе ни в Маршинове, ни в каком-либо другом городе, даже если меня будут об этом просить, поскольку место ребе по праву должно принадлежать моему дяде реб Шимену. Он же, со своей стороны, обязуется содержать и обеспечивать всем необходимым меня и мою семью на протяжении всей своей жизни.
— Если и правда не хочешь быть ребе, подписывай! — приказал реб Шимен.
— Хорошо.
— Вот перо.
Реб Шимен смотрел, как Йойхенен, насупившись, обмакивает перо в чернильницу, вытирает с него лишние чернила о ермолку, чтобы не поставить кляксу, и выводит: «Йойхенен, сын святого реб Цудека, благословенной памяти». Подписавшись, он положил перо.
— Спасибо.
— Садись, дядя.
— И ты присядь.
Йойхенен опустился на стул. Реб Шимен придвинул к себе расписку.
— Прости, что я тебя подозревал, — виновато сказал реб Шимен. — Совсем перестал верить людям в последнее время.
— Ничего, дядя.
— Ты ведь еще молодой, и у тебя тесть богатый. А я тут костьми ложился. К тому же я старший сын. Это был бы позор для меня.
— Да, дядя, я понимаю.
— Вот я и не сдержался. Но я тебе обещаю, у тебя будет все, что пожелаешь. Сможешь учить Тору, сколько душе угодно. И потом, я тоже не вечен. А из моего Дувидла, боюсь, ребе не выйдет.
— Дай Бог тебе здоровья, дядя, живи до ста двадцати лет.
— Спасибо, Йойхенен. Ты действительно праведник…
— Мне до праведника далеко.
Реб Шимен спрятал в карман листок бумаги.
— Ладно, не буду тебе мешать. И пусть это останется между нами. Не говори никому, даже матери.
— Хорошо, не скажу.
— Вот и отлично.
Выйдя из комнаты, реб Шимен долго стоял в коридоре. Ему стало стыдно. В последнее время он не высыпался, был зол на весь свет. Йойхенена он готов был на куски порвать. Как глупо! Ведь Йойхенен, похоже, и правда не хочет быть ребе. Подписал, глазом не моргнув. «Он праведник, праведник, — думал реб Шимен. — Он такой же, как его отец, реб Цудекл, царство ему небесное. А во мне течет подлая кровь. С материнской стороны… мама была простого происхождения…» Вдруг ему захотелось вернуться и положить расписку Йойхенену на стол или разорвать ее на мелкие кусочки. Но он удержался. Не надо, зачем делать глупости? Лучше держать его в руках. А Йойхенен никому не скажет. Реб Шимен спустился по лестнице. С тех пор как слег отец, у него часто болело сердце. Сейчас отпустило, но лицо горело, как от пощечины. «А здесь я ему остаться не дам, — сказал себе реб Шимен. — Пусть идет себе с Богом куда хочет. Никто не сможет коснуться того, что предназначено его ближнему… [117] Талмуд, «Йомо» 38б.
»
Он потеребил бороду. Что поделаешь? Бывает, приходится действовать силой!..
Варшавский профессор сказал, что ребе остались считанные часы, но проходили дни, а ребе все дышал. Он лежал в кровати, распухший, изменившийся до неузнаваемости. Иногда он просыпался и вспоминал, что он, маршиновский ребе Шмарьёгу-Год, находится при смерти. «Я хотя бы молитвы читаю? — спрашивал он себя. — Мне филактерии надевают?» Хотел позвать шамеса, чтобы тот омыл ему руки, но не смог выговорить ни слова. Подумал, что еще надо успеть завещать Йойхенену свое место, но тут же об этом забыл. Мысли появлялись одна за другой, сплетались, как паутина, ему открывалась величайшая мудрость, которую никто не способен постичь при жизни. Но это были мысли не его, не ребе Шмарьёгу-Года, они появлялись сами собой, словно ниоткуда. Ангелы кружили перед ним, и он внимал их напеву. Он видел своего отца, деда, видел Иакова, Иосифа и Баал-Шем-Това. Вместе с ними он поднимался в шатер Мессии, он видел небесный Храм, слышал, как левиты поют и играют на музыкальных инструментах. А вот лестница, по которой ангелы идут вниз и вверх, к небесному трону, вот праотец Адам. Теперь ребе проходит через ад. Рамбам прав: ад — это стыд, грешные души стыдятся, что не служили Всевышнему как должно. Некоторые переселяются в другие тела и возвращаются на землю, другие попадают в чистилище. Праотец Адам снова в Эдеме, и праматерь Ева с ним. Теперь можно есть от древа познания. Змей больше не ходит на брюхе. Если все происходит от Бесконечного, откуда взялась нечистая оболочка? Это выдумка. Темнота — всего лишь рамка для света, сатана — сосуд, паутина, ослепление. Даны ответы на все вопросы. Один и множество суть одно и то же. Выбор верен. Наслаждение и обязанность идут рука об руку. Страдания? Нет никаких страданий. Живот болит? Это рвется старая одежда, душе нужна новая. Телу плохо? А существует ли оно? Все тела суть одно тело, все камни суть один камень. Все миры суть один мир. Как мог Каин убить Авеля, если Каин и Авель — одно тело? Это сказка для детей, и только. Ребе приоткрыл один глаз.
Читать дальше