Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга II

Собирались уехать на Пейсах, но пришлось отложить путешествие из-за смерти Клары. Азриэл и Калман встретились на похоронах. На кладбище Саша прочитал по матери поминальную молитву, а некий торговец мехами по имени Яша Винавер возложил на могилу венок, такой большой, что он закрыл весь холм. Были на похоронах Майер-Йоэл с Юхевед, которые теперь жили в Варшаве, и одна богатая дама, Сабина, бывшая пани Ципкинова, а сейчас пани Мандельберг. Свой маленький веночек она положила на огромный венок Яши Винавера. Как ни странно, Калман рыдал во весь голос. Женщины смотрели на него и качали головами. Значит, он до сих пор ее любил. А может, он рыдал не по ней, а по себе? Говорили, у него рак. Ципкин не приехал. Наверно, передумал в последнюю минуту. Через пару дней после похорон к Азриэлу пришла нежданная гостья. Он порвал и с еврейской больницей, и с клиникой бонифратров, но принимал на дому. В последние месяцы пациентов стало даже больше, чем всегда. Среди них в приемной сидела незнакомая дама в трауре. Она была одной из первых, но почему-то всех пропускала. Каждый раз, когда Азриэл открывал дверь, она рукой в черной перчатке подавала знак, чтобы проходил следующий. Оставшись последней, она вошла в кабинет и сняла вуаль. Азриэл увидел пожилую, высохшую женщину, совершенно седую, с потухшим взглядом. На подбородке несколько серебряных волосков, беззубый рот провалился, но была в ней какая-то старомодная элегантность.

— Пан доктор меня не узнаёт. А я хорошо помню пана доктора.

— Простите…

— Я жена доктора Завадского. Может, помните графиню Фелицию?

У Азриэла защипало глаза.

— Конечно! Как же я вас сразу не узнал?!

— Я помню, как пан доктор женился. Ведь я была на вашей свадьбе.

— Моя первая жена умерла.

— Я знаю. Иногда почитываю «Израэлит», там был некролог.

— Да.

Немного помолчали.

— А как поживает доктор Завадский?

— Неужели пан доктор не слышал? Марьян скончался.

— Как? Когда?

— Пан доктор не читает газет? Встал утром бодрый, веселый, но вдруг почувствовал себя плохо и сразу умер.

Азриэл молчал, опустив голову. Люди буквально мрут как мухи. В последнее время он даже боялся спрашивать о знакомых. Каждый раз один ответ: умер, скончался, на том свете.

— Мне очень жаль, — сказал он наконец. — Прекрасный врач был. И, главное, человек достойный.

Фелиция кивнула седой головой.

— Да, человек, каких мало. В каком-то смысле, можно сказать, святой.

— Этот свет — всего лишь отель, и люди в нем гости.

— Вы правы.

Снова долгая пауза. Фелиция достала платочек и промокнула губы.

— Пан доктор, я пришла не как пациентка. Во-первых, я здорова, во-вторых, даже если бы заболела, я не стала бы обращаться к врачу. Я пришла, так сказать, по личному делу.

— Слушаю вас, мадам.

— Я уверена, доктор Бабад, что вы будете надо мной смеяться, но я давно привыкла, что ко мне относятся с иронией. Пан доктор, конечно, знает, что мой брат Люциан покончил с собой. Несколько лет назад.

— Да, я все знаю.

— Он вернулся домой больной, измученный. Мы хотели ему помочь, но он испил чашу до дна, положил конец своим страданиям. Ваша свояченица Мирьям-Либа, царство ей небесное, родила ему двоих прекрасных детей. Сын, Владислав, изучает медицину в Москве. Дочь, Мариша, вышла за представителя древнего польского рода. Мы хотели пригласить пана доктора на свадьбу, но пана доктора тогда не было в Варшаве. Насколько мне известно, их дед еще жив, но он их знать не хочет, да и они им не интересуются. Я не раз предлагала им его разыскать, но в нашем обществе слишком много предрассудков. Иногда я заглядываю в «Израэлит», мне любопытно узнать еврейскую точку зрения. Вот к чему я веду, пан доктор. Уже давно, еще когда был жив Люциан, у меня появился интерес к тому, что называют оккультизмом или спиритизмом. Терпеть не могу этих слов! Я считаю, что это часть и христианской, и еврейской религии. Разве религия возможна без веры в бессмертие души? И разве религиозный человек может отказаться исследовать то, что затрагивает самый фундамент веры? После гибели Люциана я посвятила этим исследованиям всю свою жизнь. Я знаю все, что говорят об этом скептики, и не берусь их осуждать. Скептик живет в каждом из нас, но иногда правда бросается в глаза и сомнение становится грехом. Пан доктор, я, слава Богу, не сумасшедшая и никогда не лгу. Все, о чем я вам тут рассказываю, я сама видела и слышала. Я видела духов, разговаривала с ними, дотрагивалась до них вот этой рукой. Это так же верно, как то, что я сейчас сижу у вас в кабинете.