Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга II

Луиза подала чай с пирожными. Вечерело. Клара хотела зажечь свет, но Миркин сказал, что любит зимние сумерки. Отчасти ради них он и возвращается в Россию. Ницца прекрасна, но быстро надоедает. В Европе нет таких снегов, такого неба, такой тишины, как здесь. Варшава, конечно, не Москва или Петербург, но все-таки лучше, чем Париж. Там настоящей зимы не бывает. Дождь и промозглый ветер. Саней там не встретишь. В Лондоне и вовсе тьма египетская. Миркину и в Нью-Йорке приходилось бывать по торговым делам. Холод, сквозняки, мрачные, неуютные дома.

В комнате становилось все темнее, лицо Миркина скрылось в тени. Клара уже не видела, какой глаз у него слепой, а какой зрячий. Его голос зазвучал глуше.

— Не понимаю вас, Клара Даниловна. Ей-богу, не понимаю.

— Про такую вещь, как любовь, слышали когда-нибудь?

— Да, но… Во всем должен быть здравый смысл. Давайте не будем себя обманывать. Вы все-таки не восемнадцатилетняя барышня. Пора уже о покое подумать.

— И то верно.

— Эх, Клара Даниловна, а ведь мы вместе могли бы быть счастливы.

— Опять начинаете?

— Я вас ни на минуту не забывал. Этот Ципкин вам не пара. Казалось бы, взрослый человек, но, как бы сказать, психология мальчишки. Как был студентиком, так и остался. Учиться! Да он ни на что не способен. Свою жизнь разрушил и вашу разрушит, Боже упаси. Зря он развелся.

— Я его не заставляла, Борис Давыдович. Я и сама разведенная.

— Он правда отец вашей дочки? Видел ее, она за няней выбежала. Красавица!

— Правда.

— Да, как все запутано! Но только… Америка — это не то. Посмотрите, кто туда едет. Богатые — больше в Европу, а не в Нью-Йорк. Детей в Англию отправляют. А Нью-Йорк — что там делать? Передники шить?

— Он в Калифорнию хочет.

— Ну, можно и в Калифорнию. Знаете что, Клара Даниловна? А давайте-ка отужинаем вместе. На санях прокатимся.

— Поужинайте у меня.

— У вас дома на санях не покатаешься.

— Вы неисправимы. Погодите, взгляну, как там Фелюша. И свет надо зажечь. Смотрите, опять снег пошел.

Клара поднялась. Миркин тоже встал и вдруг заключил ее в объятия и поцеловал в губы. От него сильно пахло табаком. Кларе стало противно.

— Борис Давыдович, прекратите!

— А что такого? Не бойтесь, на его долю тоже останется… Надо наслаждаться жизнью, Клара Даниловна. Нам все по плечу. Деньги для меня роли не играют. Вся Европа у наших ног! Весь мир!

— У вас жена!

— Знали бы вы мою жену. Ксантиппа! Мы с ней никогда друг друга не понимали. Что ни делает, все мне назло. У нее адвокатов целая банда. Настраивают ее против меня, мерзавцы. Лишь бы из меня деньги тянуть. Как только я вас в первый раз увидел, Клара Даниловна, тогда, в берлинском экспрессе, сразу подумал: вот он, мой ангел…

— Вы всем женщинам это говорите.

— Отнюдь нет! Вы меня обижаете. Я стар телом, но молод душой. Эх, молодость, молодость. Вот были времена! Поедемте за границу, Клара Даниловна! Вы, голубушка, большего достойны. Поверьте, я очень несчастен, хоть и немалого добился. Никто меня не понимает. Мне друг нужен, близкий человек, кому можно сердце раскрыть. А все эти дамочки — это так, пустое…

На последнем слове Миркин задержал дыхание. Он опять обнял Клару и прижал к толстому животу, так крепко, что ей стало больно. Даже китовый ус в корсете хрустнул. Она мягко, чтобы не обидеть Миркина, попыталась высвободиться.

— Борис Давыдович, пожалуйста, не надо. Вы меня задушите.

— А? Ну, извините, извините. Не подумайте плохого… И рад бы вас забыть, да не могу. Ваш образ всегда у меня перед глазами, хоть в поезде, хоть где. Эх, вот бы еще несколько счастливых лет… Семь лет изобилия, как говорится…

— А потом?

— Я вас всем обеспечу, ни в чем нуждаться не будете!

— Меня уже обеспечивали, было дело.

— Я человек небедный, а денег мне с собой в могилу не брать. От детей благородства не жду, они на ее стороне. Войдите в мое положение, поймите, как я одинок…

Его голос задрожал. Борис отпустил Клару, закашлялся и достал платок. Вдруг за окном загорелся фонарь. Белый луч, отразившись от снега, осветил комнату. В слепом глазу Миркина сверкнуло что-то похожее на испуг.

— Извините!..

Клара мало разговаривала с Луизой, потому что плохо знала французский, а Луиза так и не научилась хорошо говорить по-польски. Да и вообще Кларе трудно было понять эту старую деву. У Луизы давно не было никого, кроме чужих детей, которым она верна собачьей верностью. Часами сидит и смотрит в окно, как кошка. О чем она думает? О мужчинах? О том, что старость не за горами? Луиза привезла из Франции поваренную книгу и сонник, двадцать лет это ее единственное чтение. И все-таки иногда Луиза скажет что-нибудь такое, что сразу становится видно: жив в ней еще французский дух. Клара попросила у нее совета. Луиза знает, что Клара любит Александра, но от этого Миркина просто так не отделаешься. Согласен ее содержать, приглашает в увеселительную поездку по Европе. Он и Луизу с Фелюшей готов взять. Итак, что Кларе делать? Как бы Луиза поступила на ее месте? Пусть скажет откровенно. В черных глазах Луизы вспыхнул огонек.