Радий Погодин - Борьба с формализмом

Василий Егоров остановился в деревне Сельцо. Бриллиантов в письме приказал: «Заедь в Сельцо по дороге. Возьми у Инны Павловны огурцов. Ведро».

Инна Павловна рвала огурцы. Ведро у нее было ликующе новое.

Избы в Сельце стояли на пригорках, отчего деревня казалась поднявшейся из воды. Когда в улицы натекал туман, тогда так и было. Дома над водой и лошади в воде. И зыбко все, и невечно.

Пришел автобус «Вышний Волочек — Сельцо», из него после всех пассажиров вылезли два яркопёрых мужика, вытащили ящик пива. «Попросят подвезти в Устье», — подумал Василий. И как в воду глядел — мужики вприпрыжку побежали к его машине.

— Командир, захвати нас, сирот. Мы ни гугу. Мы тип-топ. Мы скромные. Якова за скромность даже на съезд партии выбирали надысь. Отказался.

Инна Павловна пришла с огурцами. На мужиков выставилась.

— Вы же слово давали, что носа не покажете.

— Мы на денек. На родину тянет.

— Не разрешайте им панибратства, — сказала Инна Павловна Василию. — Шуты они — из палачей.

Мужики как бы обиделись.

— Вы слишком, Инна Павловна. Мы, когда трезвые, как божьи коровки. Нас теперь на хорошее тянет. Детишек хотим. Брат Яков мальчика, а я девочку — мандолинку. Трогайте, командир, Инна Павловна к нам пристрастна.

Машина гудела, взбираясь на холм. Мужики синхронно жевали жвачку. Шуты и палачи — любимцы королей. У тех и у других безбожие — основа поведения. На вершине холма мужики попросили остановить машину.

— Может, вас к дому? — спросил Василий.

— Нет, — ответили мужики. — Нам отсюдова лучше. — Вылезли на дорогу и заорали: — Эй, ты, колун, выходи! Сковорода волосатая! Черт березовый! Мы тебе пиво привезли.

Из дома вышел задушевный друг Василия Егорова, бывший священник, живописец Михаил Бриллиантов. Братья Свинчатниковы заорали громче и принялись швырять бутылки, с пивом на террасу, норовя попасть в камни. Несколько бутылок разбилось.

Михаил Андреевич собрал целые.

— Сколько с меня?

— Задавись! — прокричали Свинчатниковы. — Мы мальчишек пришлем, они тебе крыльцо обоссут. — И, обнявшись, пошли по дороге в Устье.

Но вернемся к пейзажу.

На той стороне Речки за ржаным полем лес — нормальный самородный лес с преобладанием лиственных пород. Лес притягивает к себе человека, как покинутый дом, и нет различия между людьми: деревенский ли, городской ли. Случайно столкнувшись в лесу, знакомые люди смущаются, словно подсмотрели друг за другом. И в лесу, и в покинутом доме скорбь по утраченному желанию жить в красоте обнажается, и человек словно один в вышине: «А-уу… А-уу…» Подобно древней птице.

Увы, прекрасны имена древних птиц: сирин, гамаюн, рух, алконост, стрепет, иволга… У нынешних птиц имена проще: ворона, галка, соловей. Вот птица соловей. Ничем ее не сгубить — ни асфальтом, ни пестицидом. Упрямый характер. Народный артист.

Герб Новой России — двуглавый соловей.

В Ленинграде, у Инженерного замка, рыбак в фетровой шляпе поймал лосося. Грамм на шестьсот. Тут же собралась толпа летних людей с фотоаппаратами. Все ликовали в надежде на повторение чуда. А что произошло? Ну, увидели лосося. Не сразу определили. Но как расширился язык: язь, голец, красноперка, вязига, балык…

Плохо у нас с вязигой. Некоторые трудящиеся даже не знают, что такое и когда было. С балыком тоже. Один мальчик сказал: «Балык — это грузин».

Не то мы делали — искали чудесное в птицах, в частности, в орлах. Нужно было искать в рыбе.

Древняя рыба: стерлядь, осетрина, рольмопс… Вобла — общее название древних рыб.

Панька жил на Реке. Ночевал в деревушках, которые в стихах и песнях о родине называют ясноглазыми. Впрочем, иногда с похмелья, сквозь слезы от тоски земной они, может быть, и кажутся таковыми.

Невзирая на возраст, Паньку называли коротко — Панька. Дома своего Панька не имел, где песни пел, там и водку пил. Там и спал. Старый был Панька. Очень. А молодым, говорят, он и не был.

В первую мировую войну вернувшиеся с фронта солдаты чуть не забили Паньку дубьем, так как нашли в деревнях голопузую поросль. Сначала они кричали долго и мудревато, как на окопном митинге — с посинением шеи, угрожали Паньку поймать и скосить его, сатану, из винта, или разнести в пух гранатой. Но все же выяснили, что рыжие мальчишки с безбоязненными, как у Паньки, глазами, а также рыжие голосистые девочки родились лишь у окончательных вдов. У других солдаток внесрочные ребятишки были либо обыкновенно-русые, либо беленькие, а у одной бабы родился мальчик японского вида. Мужики отходили баб кто чем: кто вожжами, кто поленом, и пошли на митинг самогон пить.