Евгений Попов - Веселие Руси [рассказы]

У Ирины Аркадьевны были: дочь, сын и даже, кажется, внуки — я точно не знаю, она обманула меня, и я был на нее сердит, отчего и пишу этот рассказ. Я наивно полагаю, что если я напишу (допишу) этот рассказ, то психофизиологическое состояние мое совершенно изменится, и Ирина Аркадьевна станет мне не то, чтобы мила и приятна, но по крайней мере я смирюсь с ней, как с родственной персоной, с РОДСТВЕННИЦЕЙ. Знаете, в семье всегда есть уроды, и все их очень любят, хотя и морщатся, хватаются за голову при очередном упоминании об их штуках… Меня предупреждали, что Ирина Аркадьевна уже не одного меня такого голубчика надула, но я отмахивался, мне было все равно. Я люблю все формы жизнедеятельности, и когда образованная и прогрессивно настроенная Ирина Аркадьевна предложила мне сделать русское либретто для камерной рок-оперы «Поцелуй на морозе» (с ее музыкой, удивительно сочетающей древнерусский ладовый распев со стилем «диско»), я тут же согласился, ибо Ирина Аркадьевна, с младых ногтей циркулирующая в СФЕРАХ, обещала поддержку и Ивана Митрофановича, и Митрофана Тихоновича, все заслуженных да народных, хороших русских людей. И говорила, что немедленно по исполнении заказа будет заключен договор, и я получу тысячу пятьсот рублей денег.

Я, уже не раз горевший на подобных предприятиях, тут же конечно же с радостью согласился, проделав значительную работу. Я вывел сюжет — действие происходит на строительстве Красноярской ГЭС — смонтировал стихи Хлебникова, Гумилева, Есенина, Николая Рубцова и Мандельштама (для равновесия и потому, что я его очень люблю). Трудился я около месяца, а по истечение этого срока все дело лопнуло, потому что, как говорила Ирина Аркадьевна, замысел кому-то там показался слишком дерзким в свете напряженной идеологической обстановки весны 1979 года, да к тому же режиссер не имел столичной прописки или тарификации — не помню, чушь, в общем, суть которой меня совершенно не интересовала и не интересует. С Ириной Аркадьевной мы расстались друзьями. Она обещала мне КОМПЕНСИРОВАТЬ мои старания другой интересной работой, я ей не верю, но как только от нее поступит какое-либо предложение, тут же в очередной халтурной затее участие приму обязательно — авось да и клюнет, ведь я за последнее время привык себя считать профессионалом! Авось да и клюнет! У меня будут деньги, я не буду никого бояться и куплю себе теплую шубу. Я не в претензии. Роза есть роза, бизнес есть бизнес, эвенок есть эвенок.

Я не в претензии и я не о том. Я хочу рассказать вам, как Ирина Аркадьевна возвращалась однажды глубочайшей ночью домой и что с ней потом случилось.

Немного о квартире Ирины Аркадьевны. Квартира эта однокомнатная и она расположена на пятом этаже пятиэтажного «хрущевского» дома без лифта. Живет кругом большей частью рабочий класс, и засыпают очень рано. Летом на улице цветет акация, щелкают семечки, ходят в домашних тапках на толстой войлочной подошве, играют в домино.

Но район этот — не новостройка, отнесенная далеко за пределы города, туда, где чувствуется сырость развороченной целинной земли, и рядом лес и какие-то деревни с названиями «Горшково», «Убеево», «Порточки», откуда утром бабы везут цветы и редиску на Центральный рынок. Этот район возник на месте разрушенного старого района, состоявшего из бараков, и расположен на месте древнего культурного слоя, отчего и тополя, и сирень, и акация, оттого и домино, и традиция шастанья между домами в домашнем халате, как в коммунальной кухне — все от того.

Ирину Аркадьевну здесь никто не знал. Это она так думала, потому что никогда не работала «в заводе» и не была знакома ни с кем из окружающих, населяющих эту улицу или вернее этот квартал — дома были разбросаны в беспорядке, понятное дело — «хрущобы»…

Отступление . Стоп! Рассказ этот совершенно катится и рассыпается. Это никого кроме меня не интересует, но я, балансируя и срываясь, делаю вот это — жалкую импотентскую гримасу. Дескать, ничего, ничего — скоро все получится, сейчас, секундочку, вот-вот, сейчас, закройте глаза и не cмотрите на меня.

Минутная истерика . Горько жалуюсь, постыдно слезы лью — вот я и исписался, дописался до какого-то грязного дуро-фрейдистского бреда. Говорилось ведь не раз старшими товарищами — не выебывайся, Женя, пиши, как умеешь, не становись на цыпочки, не тяни шею, ведь оторвется слабая голова. Ан ему все мало! «Дуро-Фрейдистский» (!) Да ведь о Фрейде-то ни малейшего понятия!.. Так, слышал что-то да что-то там читал, что давно уже забыл. «Фрейд, Фрейд, Фрейд», «тотем и табу», «венский шарлатан»… Верхушки!.. А все потому, что, сволочи, не приняли в Литинститут, а уж так хотел в Литинститут, так старался, послал на конкурс «народные» рассказы, письмо написал, что дескать из Сибири… Хрен там!.. Раскусили и не пустили… И правильно сделали. Молодцы!.. Я говорю вполне искренне…