Евгений Попов: Веселие Руси [рассказы]

Я не привык хапать чужое и поэтому честно признаюсь — эту историю мне рассказал к-ский поэт А.П., когда мы с ним, и это было утро, раннее туманное густое утро жаркого июльского дня, опохмелялись пивом на Стрелке, в кустах, близ громадного памятника русского богатыря-красавца, символически изображающего нашу реку Е. Сибирскую, разумеется, могучую… Говенный, между нами говоря, вышел памятник. Да и что, кстати, путного могут создать наши к-ские скульпторы, я их всех знаю, как облупленных, спились с круга, закомплексовались и закомпромиссничались, один там и остался, Санька, который рожи по дереву режет, — так они его за это в Союз художников не берут. Вот какие черти!..

А впрочем, я не точно сказал, что МЫ С НИМ опохмелялись, потому что это ОН СО МНОЙ опохмелялся, то есть это он опохмелялся, а я просто стоял с ним рядом, лишь слегка пригубив из своей бутылки, и смотрел, как жадно ходит его кадык.

Хотя все эти внешние бытовые детали не имеют ровным счетом никакого значения.

Немного об А.П. Он хорошо начинал . Он родился и вырос в Сибири на реке Е., а потом поехал в Москву и стал алкоголиком. Он учился в Литературном институте и несколько лет пьянствовал с поэтом Николаем Рубцовым. У него была жена, дочь известнейшего С.Х., ныне редактора одного из наших толстых журналов. Квартиры у него тогда не было, зато остальное все было: чужая дача, любовь… Сейчас он возвратился в К. Ему 41 год, и он допивает остатки своего некогда могучего здоровья. Он нигде не работает и ждет, когда его примут в Союз Писателей. (Я, кстати, тоже жду, когда меня примут в Союз Писателей, но я честно служу в конторе и не побираюсь.) Иногда он пишет, и иногда у него попадаются СЛАВНЫЕ (славное словцо, не правда ли?) строчки.

(Славный у меня получился ФИЗИОЛОГИЧЕСКИЙ ОЧЕРК, вместо славного, подернутого сизой туманной дымкой ретрухи-ностальгухи РАССКАЗЦА, где — ненавязчиво… «тихо-тихо не шумите»… о спившемся и просравшемся поколении, о КОРНЯХ, о могучей сибирской, на берегу которой… и т. д.)

Да и Бог с ним! Если мне суждено исписаться, то вот я на ваших глазах и исписываюсь. Буксует тема, хромает сюжет, потеряна острота, свяла свежесть арбузного излома, серебристо-красного, в июльский полдень. Тускл стиль. Стиль — стих. Напал стих на мой стих… Скандалы все кругом, скандалы… Ушел от жены, жена делит имущества… Бог с ними, со всеми! Бог со всем совсем…

— Мы ехали с ним пьяные в такси, — сказал А.П. — Он, этот поросенок, служит корреспондентом радио и телевиденья. Это мы пьяные ехали к покойнику Кольке, который тогда был еще живой. Везли водку, вино, колбасу. У Кольки жили три девки-стюардессы. Поросенок рассказывал анекдот, как Чапаев хотел сесть на рельс. «Подвинься, Петька, я тоже сяду,» — сказал он и вдруг насторожился. «Вруби радио погромче,» — сказал он таксисту. «Ну, так и что Чапаев-то?» — обратился я.

И вдруг стал страшно поражен его видом. Телерадиопоросенок сидел, выпрямившись, острые плечи его торчали осты ми углами, спину он, можно сказать, выгнул в противоположную от естественной сторону, свинячьи глазки его мерцали в полутьме холодно и бесстрастно.

«Ты что, чокнулся?» — изумился я.

«Цыц!» — не своим голосом взвизгнул он.

И только тут я сообразил, что он, видите ли, слушает радио. А по радио говорили примерно следующее:

«В преддверии праздника Ленинский комсомол на двух механизированных жатках и тогда парни решили взять этот рубеж что ж задумка как говорится встретила поддержку у старших товарищей всего коллектива молочнотоварной фермы молодцы парни теперь все знают у комсомольцев Больше-Ширинского района слова с делом не расходятся передаем для них песню „Пашем-сеем-усираемся“ в исполнении вокально-инструментального ансамбля…»

Корреспондент отер лоб платком и лишь тогда выдохнул:

«Нет, все-таки ради этих минут, секунд стоит жить и работать!»

«Каких-таких минут-секунд?» — не понял я.

«Ради ЭТИХ секунд!» — нажал он, и я вдруг сообразил, в чем дело. Я грязно выругался, и мы принялись браниться. Таксист молчал, не вмешиваясь в нашу перепалку, и мы ехали через реку Е., и была ночь, и наплывал на нас мост через реку Е., наш старый мост, со своими туманными матовыми фонарями и одинокими парочками… «Так Чапай, значит, попросил Петьку подвинуться, когда тот на рельсе сидел. А рельса-то длинная, до Владивостока — ну, дают!» — вдруг расхохотался таксист.

— Так это его заметку передавали! — расхохотался я.