Су Тун - Последний император

— Какие есть доказательства, что этого лисенка родила Хуэйфэй? — спросил я госпожу Мэн, придя в себя.

— Косвенное доказательство — трое служанок, дежуривших ночью, и царский врачеватель Сунь Тинмэй. Если вы, государь, не верите, — продолжала она, — мы можем сейчас же вызвать всех их и провести дознание.

Все это показалось странным, но я не знал, что предпринять. Краем глаза я видел ненавистную императрицу Пэн. Нарядно разодетая, она сидела среди наложниц и как раз в этот момент нагнулась к стоявшему перед ней блюду, чтобы наколоть зубочисткой вишенку. Изящным движением она неторопливо отправила ее себе в рот, но я заметил, как по лицу у нее промелькнула подозрительная тень.

«Бедная Хуэйфэй», — вздохнул я и направился к лестнице, невзирая на попытки госпожи Мэн остановить меня. Поднявшись наверх, я обнаружил, что между столбами галереи уже натянута желтая занавеска, обычный способ отгородить во дворце запретное пространство. Сорвав эту занавеску, я сбросил ее к ногам наложниц и торопливо прошел в спальню Хуэйфэй. Когда я отдергивал расшитый полог, мне вдруг пришло в голову, что я очень долго обделял Хуэйфэй своим вниманием. Я ощутил знакомый еле слышный аромат черных орхидей и увидел ее глаза, исполненные такой тоски и печали, что казалось, вот-вот прочертят небо над Теремом Поющей Иволги падающими звездами. Опасения Хуэйфэй, которые раньше казались вздорными, полностью оправдались.

От постели, где лежала Хуэйфэй, доносилось ее слабое дыхание, она, похоже, была в забытьи. Но стоило мне приблизиться, как одна рука медленно поднялась и стала хватать воздух, пока не нащупала мой пояс. Я склонился к ней: когда-то прелестная и жизнерадостная девушка из Пиньчжоу превратилась в сухую веточку гнилого дерева. В лучах полуденного солнца ее лицо сверкало белым ледяным блеском. Протянув руку, я чуть коснулся иссиня-черных бровей Хуэйфэй, единственного, что, казалось, не изменилось в ней, и этот жест вдохнул в нее какую-то мистическую силу, потому что под моей рукой ее глаза медленно раскрылись, и несколько слезинок жемчужинками скатились у меня меж пальцев.

— Мне конец. Они сговорились опорочить меня, говорят, будто я родила белого лисенка. — Рука сжала мой пояс с царскими драконами, и я удивился, откуда только у нее силы берутся. На меня с мольбой взирали мертвые опустошенные глаза. — Государь, ради тех чувств, которые вы когда-то питали ко мне, помогите. Я знала, что они не оставят меня в покое, но я и подумать не могла, что они будут действовать так подло и жестоко. Силы небесные, они на самом деле сказали, что я родила лисенка, белого лисенка?

— Да, они так говорят, но я им не верю. Я собираюсь допросить придворного врачевателя Суня и трех служанок и разобраться, в чем дело.

— Не утруждайте себя, государь. Придворный врачеватель Сунь и служанки подкуплены императрицей Пэн. У этих людей нет ни стыда, ни совести, они только и льнут к сильным мира сего. — Хуэйфэй вдруг разрыдалась в голос. — Они задумали все это уже давно, — всхлипывала она, — и мне с ними не справиться. Как я ни осторожничала, все оказалось бесполезно, и я, в конце концов, попалась в их ловушку.

— Ты той ночью видела мертвый плод?

— Нет. Служанки сказали, что не могут найти ни свечей, ни светильника. Поэтому все время было темно, хоть глаз выколи. Я лишь нащупала в кровати целую лужу крови и потеряла сознание, а когда пришла в себя, свечи уже горели, и у моей постели хлопотал придворный врачеватель Сунь. Он и заявил, что у меня выкидыш и что плод — лисенок. Я знала, что он лжет, знала, что это ловушка, подстроенная императрицей Пэн и остальными. — Хуэйфэй была уже вся в слезах. Она с трудом сползла с постели на пол, встала на колени и обвила мне ноги руками. — Вашей рабыне не уйти от судьбы и не смыть с себя оговора. Все, о чем я прошу вас, государь, это тщательно разобраться и научить меня, как спастись. — Подняв ко мне заплаканное лицо, Хуэйфэй обескровленными, как у рыбы, губами стала тыкаться в мой расшитый свернувшимися драконами халат, издавая при этом какой-то надрывный свистящий звук. Плакать она уже не плакала, и глаза у нее вдруг загорелись трагическим светом. «Ваше величество, — в конце концов проговорила она, — государь, вы — величайший из правителей, властитель великого царства Се, скажите, жить мне или умереть? Неужели мне действительно суждена смерть? Если так, то умоляю, ваше величество, пришлите мне белый шелк».

Я обнял хрупкое холодное тело Хуэйфэй, и душу мне захлестнул поток уныния. С каждым весенним днем эта неземная красавица из Пиньчжоу ускользала от меня все дальше, а сейчас я ясно видел, как чьи-то бесформенные руки безжалостно толкают ее к могиле. Не знаю почему, но я оказался бессилен помочь бедной Хуэйфэй. Она горестно молила о помощи, а мне казалось, что руки у меня крепко связаны. Со слезами на глазах я успокаивал ее, но даже тогда я не стал давать слово государя.