Илья Стогов - Отвертка

За эти недели, что я провел в Праге, я много думал насчет того, что на самом деле произошло тогда в дацане. Сколько народу побывало в монастыре в тот субботний вечер? Пятнадцать? Двадцать? А живым остался я один…

Ни в одной из просмотренных мною в больнице газет о перестрелке и взрыве вертолета не было ни строчки. Инцидент замяли. Несмотря на отсутствие видимой цензуры и все разговоры о свободе слова, лишь малая доля того, что известно газетчикам, бывает опубликована. Уж я-то знаю.

Это не хорошо и не плохо — это просто так. Отнюдь не обо всем можно говорить вслух. Так что, возможно, бриллиант предназначен майором Борисовым совсем не для музея.

Но — больше это не мое дело. Мне плевать. Я попал в эту историю случайно. Блондинка в найт-клабе подсела ко мне за столик — вот и все. Этот камень никогда не был мне нужен. Больше того, мне не очень нужны даже причитающиеся проценты.

Нет, сначала-то я обрадовался. Еще как! Еле дождался, пока смогу толком ходить, вырвался из госпиталя, побежал оформлять документы…

Я пригубил пиво и улыбнулся. Приехав из больницы в свою опять сырую, опять неприбранную, пахнущую тоской и алкоголем квартиру, я почувствовал: есть шанс все изменить. Не просто поменять работу, друзей, квартиру и привычки. Изменить ВСЕ. Начать еще раз.

Прошло всего три недели, и я был уже абсолютно не способен вспомнить — что следовало начать?.. почему еще раз?

Деньги — это отличная штука. Не стоит даже обсуждать такие банальности. Когда денег нет — это плохо. Когда деньги есть — это хорошо. Однако когда денег ЧЕРЕСЧУР МНОГО — это опять плохо.

Что мне делать со всей обрушившейся горой наличности? Раньше я работал, чтобы не умереть с голоду. Работа у меня была грязная, но в то же время и интересная. А теперь?

Допустим, я куплю себе в Праге квартиру. Даже целый дворец. Заплачу горничной жалованье на год вперед. Съезжу на сафари в Кению. Что потом? Впереди годы и годы…

На ум приходило одно: сопьюсь и кончу дни в приюте для неизлечимых чешских алкашей. Короче, еще вчера я решил: пора завязывать. Пришло время возвращаться.

Прага — это, конечно, праздник, который всегда с тобой, и все в таком роде. Но — пусть я буду вспоминать об этом празднике издалека. Пусть все это будет для меня тем, чем и должно быть — мечтой. Несбыточной.

Ну а деньги пристрою, решил я. Способ найдется. В конце концов, должен же у меня в стране существовать какой-нибудь Фонд детских домов. Что я в этой жизни действительно люблю, так это детишек. Своих нет, так помогу хоть чужим.

Готов допустить, что такой выход покажется кому-то смешным. Что ж, я не против. Пусть кто-то весело посмеется.

И знаете, стоило мне все это решить, как жизнь снова стала опять интересной. Осмысленной. Появилась даже мысль о том, что если я решил плюнуть на бабки, то имею право хоть оттопырить напоследок?

Вчера я отправился в самый дорогой ресторан, какой смог отыскать по путеводителю, и заказал копченого лосося, гуся с каштанами, кровяной колбасы, устриц, икру, улиток, зачем-то шампанское «Лоран-Порье», а также большое количество водки.

Вчера я казался себе красавцем. Но съесть все заказанное я так и не смог, а из-за того, что накануне я смешивал столь разные напитки, у меня болела голова. Так что теперь я казался себе моральным уродом из анекдотов и просто пил пиво.

Я поискал взглядом официанта.

— Сколько с меня за пиво? Сколько-сколько?

— Да, пан… о-о!.. Пан щедр… Приходите еще.

— Это вряд ли.

— Вам что-то не понравилось у нас?

— Наоборот — все слишком уж хорошо.

Я вышел на улицу. Прага готовилась к Рождеству. Прекрасный город. Может быть, самый красивый город на планете. Но — только после моего. Вымокшего, серого, хмурого. Того, в который я наконец возвращаюсь.

У входа в кафе стоял очередной сборщик пожертвований. Молодой, наголо остриженный и опять с коробкой в руках.

— Пане, пожертвуйте на строительство первого в Чехии буддийского монастыря.

— На что?

— На строительство буддийского монастыря…

— Нет. Категорически. Ни копейки.

Парень задрал брови:

— Почему?

Ответил я ему совершенно честно:

— Знаешь, дружище, с некоторых пор я терпеть не могу буддистов…

Жирный, непроглядный мрак давил на нее. В горле стоял липкий комок ужаса. Она знала: сейчас… вот сейчас произойдет непоправимое… но остановить происходящее уже не могла.