Сухбат Афлатуни - День сомнения

Эхо возвращало Акчуре его обезумевший голос, как письмо, не нашедшее адресата.

— Исав, Исав… Это же я, Дмитрий… Прости меня… Исав! А-ааа… аиа ииии а-аиаа…

Тьма.

Пропуск был, действительно, только на одного. Охранник дышал на Триярского чебуреками и бродил по нему своими сонными пальцами.

— Наркотики? Взрывчатые вещества? Аудио, видео?

Заинтересовался сумкой.

— А это че? — удивился, увидев в сумке маленькую клетку.

— Черепаха.

— Живая? — задумался охранник.

В графе «подозрительное» напротив Триярского появилось: «с собой 1 череп.».

Триярский вошел на территорию Завода, благополучно пронеся пистолет.

Огляделся: дождь. Навстречу бодрой старческой походкой шагала дама в фиолетовом плаще и еще более фиолетовом парике.

— Здравствуйте, — протянула жесткую, как линолеум, ладонь. — Изюмина Ариадна Ивановна, кандидат наук, помощник замдиректора по духовности.

«Чушь какая-то, — неслось в голове, — то взрывы, то старушенцию прислали».

Зашагали.

— Куда мы идем, Ариадна Ивановна?

— В столовую. Строго велено вас накормить обедом.

— Подождите, — Триярский остановился, — мне… у меня диета, я не могу обедать! («Не объяснять же ей про луну…»).

— Ну как же, приказ… и распоряжение было в столовую, чтобы вам оставили! А если диета, то у нас и диетическое, творожок, например.

— Спасибо, но есть ничего не могу. И потом — времени у меня, что называется… никак. Может, сразу к делу, а, Ариадна Ивановна?

— А, между прочим, готовить у нас сейчас стали лучше, даже иностранцы не жалуются… Ну, как хотите. Только, думаю, придется подождать. Ермак Тимофеевич сейчас все равно занят.

— Ермак Тимофеевич? Черноризный? Разве он теперь… по духовности?

— Разумеется, нет. Духовность — это Омархаямов, наш заводской доктор философских наук. А Ермак Тимофеевич — по безопасности. Но на гостей обычно назначают меня, независимо от того, по какому замдиректора они у нас проходят. По англоязычным, правда, специализируется Мария. Но уж немцы, извините, целиком моя стихия: Фрау Доктор Изюмина все им покажет вундербар…

— Извините, так меня вызывал Черноризный? Он может со мной встретиться сейчас?

— Говорю, занят. Жалко, что все-таки вы не хотите обедать… — Изюмина всучила Триярскому свой зонтик. — Ждите меня тут, я должна доложить по внутренней связи.

И исчезла в какой-то подозрительной руине, впрочем, имевшей несколько целых окон (в некоторых темнели кактусы) и надпись:

Подобные надписи — то на русском, то на областном языке — уже всплывали по пути Триярского с назойливостью титров: «Иисус Христос», «Мухаммад», «Будда Шакьямуни» и даже лаконичное «Не укради! Моисей» на той самой проходной. Похоже, это было последним результатом трудов начальника заводской духовности и его неукротимо-хлебосольной помощницы…

Она, кстати, уже выходила из-под изречения Заратуштры, трагически разводя руками.

Только сейчас, в приемной Черноризного на седьмом этаже Башни (как называли административный корпус), Триярский почувствовал возвращение реальности. Безалаберной, замедленной реальности азиатского городка, где механизм времени изначально забит песком. Триярский ненавидел эту медлительность и, не прекращая ненавидеть, привык к ней.

Первые десять минут он, словно по инерции, поднимался — ему требовалось звонить. Он спрашивал в трубку из соседнего кабинета свою фирму: «Вам звонили насчет меня из „Гелио-Инвеста“?» Да, звонили, говорили с директором, а его сейчас нет, но он после разговора «ходил приподнятым». «Приподнятым?» — «Да». Значит, звонили…

Потом был набран номер прокуратуры, где у Триярского оставался Хикмат: друг — не друг, но человек свой, с просветами порядочности. Разговор получился сжатым, пневматическим. Хикмат нервничал, Триярскому не хотелось его подставлять. Из скорострельного обмена намеками, однако, стало просвечивать, что исчезновение Якуба для Прокуратуры не тайна, и вчерашне-сегодняшние метания якубовского шофера тоже… Короче, Дуркентская Фемида шевелилась по мере сил. Силы эти, однако, сейчас целиком заняты переворотом, о котором — как и о своем самоотверженном его раскрытии — Прокуратура узнала час назад из телевизора…

Че… Че…

Полистал захваченный с собой «Кто есть кто». Че-рноризный.

«…Ермак Тимофеевич (21.12.1950, Дуркент). Кандидат геологических наук. Председатель Славянской культурно-просветительной общины г. Дуркента, сопредседатель Общества Дуркентско-Японской дружбы».