Нодар Джин - Учитель (Евангелие от Иосифа)

Берия не умел чистить яблоко. Правда, срезать кожу с ломтика труднее, чем с целого фрукта.

— Возьми целое! — подсказал я.

— Ара, эс ткбилиа. Цителиа! (Это сладкое. Красное!) — и пере-шёл на русский. — Хотя бы тот же Ватикан… Вы правильно однажды сказали, Виссарионович: у Римского папы армии нету. В самом Ватикане, правильно, солдат нету! — и перенёс взгляд с яблока на меня. — Потому что они служат в разных правительствах. На главных постах. Они тоже правы…

— Кто? — не понял я.

— На Западе. У Римского папы большая армия…

— Это всё ясно — и не говори глупостей! — остановил я его и взглянул на майора. — Вы долго жили за рубежом. Что там произойдёт, если Христос окажется… Ну, обманщиком?

— Он не обманщик! — вскинулся майор. — Наоборот: написал всё как есть! Точно и честно! Но этим народ не привлечёшь. Народу нужно невероятное. Не мудрое, а святое. Чего в жизни не бывает. Всё-как-есть народ не устраивает, а поэтому написанное для немногих было упрятано между строк. А для народа эту правду нарядили в чудеса и притчи. Как для детей. Детям не история нужна, а истории. Сказки… Детям нужно, чтобы герои умели всё…

Я остановил и его. Ибо ясно было и это:

— Я спросил другое: что произойдёт за рубежом?

Ёсик взглянул на Лаврентия. Тот соскоблил с ломтика последний красный островок кожицы и стряхнул его с ножа:

— Паписмедов жил в Иране… Там как раз ничего не произойдет. Там ислам. Но меня, Виссарионович, интересует пока не ислам, — и поправился. — Нас интересует Запад… Зачем нам возиться, если вместо нас справится Христос!

Потом поднял на меня глаза и договорил:

— Запад стоит на Иисусе, которого он, бодиши (извините), изговнял! Говорит одно, — Христос, мол наш бог, — а делает всё ему наперекор! Христос, пардон, Виссарионович, — Христос нам гораздо ближе, чем им! Он наш союзник! — и протянул мне очищенный ломтик. — Он их и развалит!

Я снова отказался от яблока. Лаврентий ухмыльнулся и опустил ломтик не на тарелку передо мной, а рядом.

На раскрытую Библию.

Потом разлил вино в два стакана и молча поднял один. Но — в отличие от Ёсика — не выпил.

— Он их и развалит! Дедас гепицеби! (Клянусь мамой!) — повторил Берия. — Без Армагеддона!

— Без Армагеддона?! — вздрогнул я.

Теперь — наоборот — ответил Ёсик. Но тихо:

— Армагеддон — тоже неправда…

Засуетившись, он забрал с книги мой ломтик и просунул его себе в горизонтальную щель под нависшим над ней носом.

В наступившей тишине произошли три события. Подряд.

Во-первых, эти две линии на Ёсиковом лице — длинный нос и узкий, короткий рот — напомнили мне образ опрокинутого креста.

Во-вторых, невесть откуда вернулась муха, которая замучила Мао. Теперь она уселась на Лаврентиеву лысину.

В-третьих, звякнул телефон.

Берия дёрнулся в кресле и объявил, что звонят ему. Наверное, Мишель. Муха вспорхнула.

Звонила, действительно, Мишель. Пока он слушал её и черкал в своём блокноте за моим столом, я следил за майором. Который не понимал, что жуёт яблоко. Зрачки в его глазах метались из угла в угол, но никуда оттуда вырваться не могли.

Лаврентий вернулся к нам, вырвал листок из блокнота, протянул его мне и пообещал, что скоро вернётся.

Слова он написал мне грузинские.

Из Пекина звонил, действительно, Первый. Премьер Чжоу Эньлай. Мишель узнала его не только по голосу, но и по фразам. Во-первых, Чжоу учился когда-то во Франции и часто вставлял французские слова.

Во-вторых, он умел изрядно выпить, и первым делом шутливо спросил у Мао — нужна ли помощь против грузин, которые тоже умеют пить. Мао ответил, что с ними сражается Ши Чжэ. Бесславно.

Потом премьер доложил Мао, что вчера ночью американцы стянули флот к водам Южной Кореи и прислали в Пекин телеграмму с требованием отвести войска от границы с Северной. По мнению Чжоу, Вашингтон приурочил манёвр к пребыванию председателя в Москве. Проверяет Сталина.

Потом премьер заговорил о японце Носага. Но связь внезапно прервалась. Мао не успел отдать никакого распоряжения.

Берия пошёл выяснять, почему именно связь прервалась. Есть подозрение, что прервал её сам Мао. И свалил на бога. Есть и другое подозрение. Что звонок — провокация. И позицию Сталина проверяет… Пекин.

Для меня, однако, главное заключалось в другом. Лаврентиевский листок был исписан жёлтым грифелем…

Ёсик ждал меня недолго. Ситуация — если она не выдумана — казалась мне идеально простой. Мао отказывается отвести войска или даже двигает их через наш Север к американскому Югу.