Ничего пугающего или непонятного в увиденном не было. Увиденное лишь пересказано так, чтобы пугало и озадачивало. Ибо не каждый станет слушать рассказ об увиденном, тогда как страх и тайна влекут к себе каждого.
А видел тогда каждый эфесянин простые деяния простых же людей, заботившихся о славе своего собора. И своей собственной. Строивших козни друг против друга; добивавшихся лучших постов; живших простою жизнью и умиравшие простою же смертью. На постах или без.
Ни один из этих и других образов в «видении» Иоанна метафорой не является. За каждым из них — конкретный человек и конкретное событие.
— А кто сидел на престоле? — прервал я майора. — Кто стоит за Сидящим? Иисус?
— Нет, царь. Ирод. Который и основал ессейскую общину…
Да, продолжил Ёсик, увиденное Иоанном — это откровение, апокалипсис. Но откровение о прошлом, не будущем.
Откровенное описание случившегося.
Прошлое, вздохнул Ёсик и сделал вид, что забыл обо мне… Прошлое — большая тайна, нежели будущее. И хотя говорят, будто всё тайное станет явным, — это, товарищ Сталин, надеюсь, не так. Стань всё явным — всё станет хуже. Правильно? А если не хуже — неинтересней. И авторы Завета это знали…
— Слушайте, майор, — подался я вперёд, — в гостиной вы сказали, что не пьёте. Я это не только к тому, что вам, как вижу, не следовало пить тут с Лаврентием. Тем более, что сам он так и не выпил. Я это и к тому, что вы умеете лгать.
Вопреки моему ожиданию, Ёсик не испугался. Наоборот, улыбнулся. И обнаглел:
— Ошибаетесь, товарищ Сталин! Я, правда, не пью. А выпил от волнения. Впервые — наедине с вами! Даже на кресте волнуешься — когда впервые. А что касается вина… До креста — бывает — отказываешься от чаши, но там её мимо не дашь пронести… И зачем мне лгать? Или ошибаться? У меня никого нету… Как у вас. За что я вас больше всего и уважаю…
И не стал отводить от меня глаз. Или смотреть на свою правую кисть.
Я тоже улыбнулся: если даже он лишь подражает Иисусу, то — в самом трудном, в дерзости. Тем более, что Иисус интересен мне не тем, что никому не подражал, а тем, что ему подражать трудно. Как и мне. За что я себя больше всего и уважаю…
— В одном я вам верю, майор! — произнёс я. — Если одного человека хоть что-нибудь связывает с другим, он не вправе рассуждать о мире. Связь с человеком лишает способности быть справедливым…
Ёсик снова удивил меня — промолчал. Паузу прервал я:
— Я прервал вас, майор, чтобы сказать: не тяните с Армагеддоном!
92. В 70-м году известной эры…
… «И собрал их на место, называемое по-еврейски Армагеддон.»
Опять же: Армагеддон — не выдумка. Не догадка пророка. Не метафора и не символ грядущего ужаса. Ужаса великой и смертельной битвы народов. Последней и решительной.
Армагеддон — совсем иное.
Незадолго до осады и падения Иерусалима в 70-м году известной эры палестинские евреи призвали остальных съехаться на родину и отстоять Святой Град. Всем следовало сперва собраться в Иудее на военные учения. Эти учения проходили в окрестностях кумранской крепости, именуемой «Армагеддон».
— Пара слов об этом слове! — предупредил Ёсик.
Во-первых, это — «АР-Магедон». «Магадон», «Магедан», «Магедал», «Магдалан», «Магдала» — эти слова встречаются в разных местах Завета и значат одно и то же. Что?
Ессеи, то есть «Новый Израиль», разделялись на группы, именовавшие себя «коленами», — как было в древнем Израиле. Одно из этих «колен», объединявшее тех, кто в древности считались «нечистыми», женщин и инородцев, называлось «Дан». Хотя уже и в законе, это «колено» расценивалось ниже других. И состояло из двух подгрупп, — «Малый Дан» и «Большой Дан».
На греческом, на главном тогда и там языке, «Большой» — это «Мега». Отсюда: «Мегадан». Мария Магдалина, кстати, бывшая предводительницей «Большого Дана», получила прозвище благодаря «Магдале».
Один и тот же монастырь ессеи называли по-разному — в зависимости от того, какое «колено» в нём в данный момент превалировало. По-разному назывались и отдельные участки Кумранского монастыря. Тоже в зависимости от того — кто там пребывал.
В этом монастыре женщинам и инородцам отводили самое нечистое место, — рядом с отхожим для священников. Это место называлось Магедан или Магедон.
Все обитатели монастыря подразделялись на классы и ранги, обозначаемые буквами алфавита. Буквой А обозначали класс священников. Буквой Р — ранг священника, «допущенного к Святыне». «АР-Магедон», стало быть, — это священник, который допущен к Святыне, но находится в нечистом месте.
Читать дальше