Нодар Джин - Повесть о смерти и суете

— Наш брат не высовывается, — похвалился он. — Как сказано, знаешь, «смиренные унаследуют землю»!

— Обязательно унаследуют, — согласился я, содрал с бруска тряпку и попытался снять ею пыль со стекла. Пыль не сошла.

— А зачем тебе квортер? Позвонить, да? Тоже евреям, да? Это хорошо… А что ты им скажешь — чего те уже не знают?

— Долгая история! — ответил я, продолжая скоблить стекло. — Человек у нас скончался.

— А это нехорошо… Хотя… Как сказано — «пристал к народу своему»… Вот здесь ещё, в углу: старое пятно, со времён фараонов… А сказано так: «И скончался Авраам, и пристал к народу своему».

— Точно! — кивнул я. — Но Авраам был праведником… Это пятно, кстати, не сходит: видимо, от манны небесной… Авраам, говорю, был старый, а у нас ведь скончалась еврейка молодая… И к тому ж многогрешная. К народу своему ей не пристать.

— К своему и пристанет… Другой народ грешных не возьмёт.

— Видишь ли, — начал было я, но осёкся. — Всё! Зелёный!

Хасид воздел очи к верхним этажам небоскрёбов:

— Да упокой Бог её душу, амен! Возьми вот!

Я раскрыл свою ладонь и увидел в ней квортер.

— Больше нету, только один, — смиренно улыбнулся хасид. — Шалом! — и дал газу, унаследовав семьдесят пять центов…

За небитым телефоном мне пришлось шагать три квартала: чаще всего недоставало трубки.

Опустив в щель монету, я сообразил, что в Квинс звонить нету смысла: никого из петхаинцев дома не застать, все на кладбище. Решил связаться с Брюсом Салудски, который жил неподалёку и родился в одном со мною году, о чём напоминали последние четыре цифры его телефонного номера.

Хотя дома его не оказалось, автоответчик конфисковал у меня единственный квортер. Я грохнул трубкой о рычаг, вырвал её из гнезда, а потом с размаху швырнул её в аппарат. Разбил в куски сразу и трубку, и диск циферблата. Ощутив оглушительную радость разрушения, я с трудом выдернул из гнезда шнур. Потом стукнул ботинком по стеклянной двери и отмерил локоть ошалевшей от испуга старухе.

К сожалению, затмение оказалось кратким. Вернулось отчаяние, а вместе с ним — гнетущая мысль о неотложности благоразумных действий.

Определив своё местонахождение на мысленной карте Манхэттена и взглянув потом на часы, я решил шагать по направлению к ООН. Логичнее поступка придумать было невозможно! Не только из пространственных соображений — близости организации, — но также и временных, поскольку, согласно «Чёрному каналу», ночное заседание комиссии по апартеиду должно было уже завершиться.

Прямо напротив ООН, на углу 49-й улицы, располагался ресторан «Кавказский». Владел им петхаинец Тариел Израелашвили. Жизнелюбивый толстяк, прославившийся на родине диковинным пристрастием к попугаям и нееврейским женщинам из нацменьшинств. Эмигрировал сперва в Израиль, и — помимо попугая, напичканного перед таможенным досмотром бриллиантами — экспортировал туда тбилисскую курдянку по имени Шехешехубакри, которая вскоре сбежала от него в Турцию с дипломатом курдского происхождения.

Израиль разочаровал Тариела высокой концентрацией евреев.

Переехал он, однако, в Нью-Йорк, где — в стратегической близости от ООН — открыл небольшой ресторан, который собирался использовать в качестве трибуны для защиты прав индейцев. С этою целью к грузинским блюдам он добавил индейские и завёл любовницу по имени Заря Востока. Из активисток племени семинолов.

Между тем, ни её присутствие в свободное от демонстраций время, ни даже присутствие попугая, умевшего приветствовать гостей на трёх официальных языках ООН, успеха ресторану не принесли. Дела шли столь скверно, что Тариел подумывал закрыть его и посвятить себя более активной борьбе за дело индейского меньшинства — подпольной скупке в Израиле и подпольной же продаже семинолам автоматов «Узи».

Провалила сделку встреча, которую Заря Востока организовала в резервации под флоридским городом Тампа между Тариелом и одним из старейшин племени. Этот «поц с куриными перьями на лбу», как назвал мне его Тариел, оказался антисемитом. Узнав, что «Узи» изготовляют евреи, старейшина возмутился и сделал заявление, согласно которому миниатюрному автоматическому оружию он, по примеру предков, предпочитает старомодные ружья с такими длинными стволами, что, хотя при стрельбе они иногда взрываются, их можно зато подносить к мишени ближе.