Эмма Клайн - Девочки

Люди, пережившие катастрофу, иногда начинают рассказывать о случившемся не с того, как они услышали предупреждение о торнадо или объявление капитана о поломке, а с того, что этому предшествовало: они уверяли, будто и свет в тот день был каким-то не таким, и простыни как-то уж особенно наэлектризовались. Что на пустом месте поссорились с женихом. Словно предчувствие беды уже вплелось во все, что было до нее.

Может, я не заметила какого-то знака? Какого-то внутреннего укола? Ползающих блестящих пчел в ящике с помидорами? Необычно пустой дороги? Я вспомнила, как в автобусе Донна спросила меня — небрежно, будто эта мысль только что пришла ей в голову:

— Ты вообще про Расселла слышала?

Я не поняла вопроса. Не сообразила, что она пытается разузнать, какие слухи могли до меня докатиться: оргии, бешеные кислотные трипы, сбежавшие подростки, которых заставили прислуживать взрослым мужикам. Собаки, принесенные в жертву на берегу в полнолуние, гниющие в песке козлиные головы. Дружи я с кем-нибудь, кроме Конни, может, и услышала бы на вечеринках болтовню о Расселле, какие-нибудь перешептывания на кухне. Может, знала бы, что нужно быть настороже.

Но я только головой помотала. Я ничего не слышала.

Столько всего было в тот первый вечер, мне бы уже тогда насторожиться. Но даже потом, даже зная все, что я уже знала, я не могла думать ни о чем, кроме настоящего. Кроме кожаной рубашки Расселла, бархатно-мягкой, попахивающей плотью и гнилью. Кроме улыбки Сюзанны, которая распускалась во мне фейерверком, оставляя цветной дымок, красивый порхающий пепел.

— Домик в прерии, — сказала Донна, когда мы вылезли из автобуса.

Я не сразу поняла, где мы. Автобус давно уже съехал с шоссе и долго трясся по грунтовке, которая убегала дальше, за белесые холмы с шапками дубов. Старый деревянный дом — точно размокший свадебный торт. Выпуклые розетки и гипсовые колонны делали его похожим на замок среднего пошиба. Он был частью импровизированного поселения, включавшего, насколько я видела, еще амбар и заболоченный бассейн. В загончике дремали шесть плюшевых лам. Вдалеке несколько человек рубили росшие вдоль забора кусты. Они помахали нам и снова склонились к земле.

— Речка мелкая, но плавать можно, — сказала Донна.

Они все и вправду жили вместе, мне это казалось каким-то чудом. По стене амбара ползли вверх нарисованные люминесцентной краской символы, раздувалось на ветру висевшее на веревках белье. Приют для распущенных детей.

Однажды на ранчо снимали рекламу авто, сообщила Хелен своим детским голоском.

— Давно, правда, но все-таки.

Донна пихнула меня локтем в бок:

— Прямо в глуши живем, да?

Я спросила:

— Как вы вообще это место нашли?

— Тут один старик жил, но потом уехал, потому что крыша текла, — пожала плечами Донна. — Ну, мы ее починили, типа того. Внук нам дом сдает.

Чтобы заработать, объяснила она, они ухаживали за ламами и помогали соседу-фермеру: срезали салат перочинными ножами, продавали его продукты на рынке. Подсолнухи и банки клейкого от пектина джема.

— Три бакса в час. Неплохо, — сказала Донна. — Но с деньгами напряг.

Я кивала, как будто такие проблемы были мне знакомы. Маленький мальчик, лет четырех-пяти, кинулся к Руз, врезался с разбегу в ее ногу. Он ужасно обгорел, волосы выцвели до белизны, и подгузник был ему уже явно не по возрасту. Я предположила, что это сын Руз. А Расселл — отец? Стоило подумать о сексе, и в груди вскипела дурнота. Мальчик вскинул голову, точно разбуженный пес, и, лениво, настороженно сощурившись, поглядел на меня.

Донна прижалась ко мне:

— Пойдем познакомишься с Расселлом. Он тебе понравится, честное слово.

— На празднике познакомится, — перебила ее Сюзанна.

Я и не заметила, как она подошла, вздрогнула от ее близости. Она сунула мне мешок с картошкой, сама подняла коробку.

— Сначала затащим вот это на кухню. Для праздника.

Донна надулась, но я последовала за Сюзанной.

— Пока, куколка, — крикнула Донна, прищелкивая тонкими пальцами и беззлобно хохоча.

Я шла за темными волосами Сюзанны сквозь мельтешение незнакомых лиц, удаляясь от автобуса, как от выброшенного на берег кита. Земля была неровной, под ногами непривычный уклон. И еще запах — густой, дымный запах. Мне польстило, что Сюзанна попросила меня о помощи, словно бы подтвердив, что я им не чужая. Вокруг толклась какая-то молодежь — босиком и в ботинках, с разлетающимися, выгоревшими на солнце волосами. До меня то и дело доносились возбужденные разговоры о празднике. Тогда я еще не знала, что на ранчо такое редко бывало — чтобы люди так слаженно работали. Девочки, одетые в купленные на барахолках наряды, держали инструменты нежно, будто младенцев; солнце, отскакивая от хрома гитар, дробилось на жаркие бриллианты света. Нестройно позвякивали бубны.