Эмма Клайн - Девочки

Генри закатывал глаза, непристойно вываливал язык. Изображал какую-то сцену из фильма.

Питер рассмеялся:

— Извращенец!

Они гадали, по-настоящему актрису трахали или нет. Похоже, им было наплевать, что я тут стою.

— Видно было, что ей нравится, — сказал Генри. — О-о-о, — простонал он высоким женским голосом, — о-о-о, да-а, ммм!

Он принялся долбить бедрами игровой автомат.

— Я смотрела этот фильм, — вырвалось у меня. Мне нужно было как-то вклиниться в их разговор, пусть даже и соврав. Они поглядели на меня.

— Так-так, — сказал Генри, — тень подала голос.

Я покраснела.

— Смотрела? — недоверчиво спросил Питер.

Я сказала себе, что это он просто за меня волнуется.

— Да, — ответила я. — Чумовой фильм.

Они переглянулись. Неужели я вправду думала, что они поверят, будто меня кто-то подбросил до Сан-Франциско? Что я поехала смотреть фильм, который был, по сути, порнухой?

— Ну, — глаза у Генри заблестели, — и какая сцена тебе понравилась больше всего?

— Про которую ты рассказывал, — сказала я. — С девушкой.

— Ну а в ней-то что именно понравилось? — спросил Генри.

— Отстань от нее, — беззлобно сказал Питер.

Он уже заскучал.

— А про Рождество тебе понравилось? — не унимался Генри. Его улыбка меня обнадежила, я поверила, что мы с ним по-настоящему разговариваем, что я сдвинулась с мертвой точки. — Елка огромная? Куча снега?

Я кивнула. Почти веря в собственную ложь.

Генри рассмеялся:

— Фильм снимали на Фиджи. Там все на острове происходит.

Генри фыркал, захлебываясь от смеха, и косился на Питера, — мне показалось, что Питеру как будто неловко, так неловко бывает, когда, например, поскользнется на улице прохожий. Так, словно между нами ничего и не было.

Я толкнула мотоцикл Генри. Я и не думала, что он упадет, конечно, нет, — думала, ну просто накренится и Генри умолкнет, хоть на секунду перепугается, шутливо огрызнется и мое вранье будет забыто. Но я толкнула очень сильно. Мотоцикл с оглушительным лязганьем повалился на цементный пол.

Генри вытаращился на меня:

— Сучка.

Он кинулся к упавшему мотоциклу, как к подстреленному питомцу. Разве что на ручки не подхватил.

— Не сломался ведь, — глупо сказала я.

— Дура шизанутая, — пробормотал он. Он провел рукой по корпусу мотоцикла, протянул Питеру оранжевый металлический осколок: — Ты смотри, ну вообще.

Питер глядел на меня с застывшим от жалости лицом, лучше бы он, наверное, на меня разозлился. Я как ребенок — вызывала только ограниченный набор эмоций.

В дверях показалась Конни.

— Тук-тук, — крикнула она, ключи свисали у нее с пальца.

Она оглядела всю сцену: Генри на корточках сидит возле мотоцикла, Питер стоит, скрестив на груди руки.

Генри резко хохотнул.

— Твоя подруга — просто сучка, — сказал он, злобно на меня глянув.

— Эви опрокинула мотоцикл, — сказал Питер.

— Малолетки долбаные, — сказал Генри, — няньку себе найдите, не путайтесь под ногами. Блядь.

— Извини, — тихо сказала я, но до меня никому и дела не было.

Питер потом, конечно, помог Генри поднять мотоцикл, присмотрелся к сколу — “Так, царапина, — объявил он, — починим без проблем”, — но я поняла, что трещина появилась не только на мотоцикле. Конни разглядывала меня с ледяным удивлением, словно я ее предала, — впрочем, может, так оно и было. Я сделала то, чего нам делать было нельзя. Высветила уголок тайной слабости, обнажила подергивающееся кроличье сердечко.

Хозяин заправки Flying A был толстяком, прилавок врезáлся ему в брюхо, и, чтобы проследить за тем, как я брожу между рядами с болтающейся у бедра сумочкой, он привставал на локтях. Перед ним лежала газета, но я ни разу не видела, чтобы он переворачивал страницы. Вид у него был устало-официальный, и в бюрократическом, и в мифологическом смысле — как у человека, который вынужден до скончания веков охранять вход в пещеру.

В тот день я была одна. Конни, наверное, дулась у себя в комнатке, в приступе праведного негодования запойно слушая Positively 4th Street . При мысли о Питере меня подташнивало — тот вечер хотелось пролистнуть, хотелось, чтобы мой стыд потускнел, усох до обозримых размеров, до сплетни о незнакомом мне человеке. Я начала было извиняться перед Конни. Парни, будто полевые врачи, склонились над мотоциклом. Я даже предложила оплатить ремонт и отдала Генри все, что было у меня в кошельке. Восемь долларов, которые он взял, насупившись. Наконец Конни сказала, что мне, наверное, лучше пойти домой.