Мария Арбатова - Дегустация Индии

– Может быть, вы примете участие в застолье, я вас представлю начальству, – предложила дама-хозяйка.

– Нет-нет, – замахали мы руками и с благодарностью закрыли за собой тяжелую музейную дверь.

Улица была раскалена как духовка, мы сделали пару кругов в поисках ресторана, но везде было тотальное «спецобслуживание». В надежде снизить температуру тела двинулись к центральному парку. Возле входа стоял наряд милиции.

– В парк нельзя.

– Почему?

– Потому что День города...

– Никому нельзя?

– После банкета начальство придет гулять. Если у вас есть спецприглашения, то можно.

– А остальным?

– А остальным нельзя.

– Почему?

– Инструкция такая. Да вы сами подумайте, они тут наплюют, намусорят, бутылок набросают... а это ведь парк! Вы только не надейтесь, что сзади можно обойти. У нас патрули по всем входам расставлены.

Мы переглянулись и побрели в сторону Волги, просто из соображений, что расставить патрули по всему берегу реки при семидесятитысячном населении довольно трудно. И не ошиблись, Волга была наша. Кроме Волги, нам досталось жуткое уличное кафе с шашлыком из бродячих, но вряд ли парнокопытных, животных в пластмассовых тарелках. Уезжая, мы сошлись во мнении, что со времен Салтыкова-Щедрина, как писателя, так и губернатора, в городе Вольске не изменилось ничего.

Одним словом, если в наших с Леной совместных поездках по России и СНГ начинались подобные Кафки и Мрожеки, чего было можно ожидать, отправляясь в Индию. Кроме нас с Леной, Игоря Чубайса и четы Поляковых, на конференцию были приглашены прозаики Светлана Василенко и Алексей Варламов, поэты Лидия Григорьева и Александр Радашкевич. Последние четверо прилетели в Дели до нас.

С одной стороны, все были знакомы со всеми по разным периодам литературной жизни; с другой – на одной поляне нас могла собрать только Индия. Как объявил неистощимый остроумец Александр Ширвиндт на поминках неистощимого остроумца Григория Гурвича: «Посмотрите, с каким вкусом Гришей подобраны гости за этим столом!»

Мы сели в самолет. Огромный аэробус, набитый индийцами, выглядел совершенно карнавально. Среднеарифметический индиец и индианка одеты настолько свободней и радостней среднеарифметического европейца и европейки, что уже в самолете появляется ощущение присутствия на детском празднике.

Индийцы не только одеты по-другому, они по-другому двигаются, улыбаются, сидят и смотрят. В них нет желтокожей настороженности, машинальной пустой улыбчивой евроамериканской вежливости, прыгучести латиносов, африканской неуправляемой стихийности и надменности потомков индейцев. В каком-то смысле они самые гармоничные из представителей залитых солнцем стран.

Налюбовавшись на соседей, мы с Игорем и Леной немедленно вцепились на все пять часов перелета в «что делать и кто виноват?». У Игоря Чубайса только что вышла книга «Разгаданная Россия», и мы обсуждали ее, двигаясь в сторону неразгаданной Индии.

– Россия переживает кризис идентичности, не зная, в каком направлении двигаться: на Запад, обратно в совок или к дореволюционным ценностям? – говорил Игорь Чубайс.

– Развитие экономики, слава богу, не дает дороги ни в сторону совка, ни в сторону дореволюционных ценностей, – напоминала я.

– Когда в августе 91-го мы все выбегали на улицу и кричали «Свобода, свобода!», мы считали, что вся ложь, все эти дурацкие правила остались в прошлом, и были очень счастливы. Но прошло полтора года, и мы почувствовали, что старые правила исчезли, а новые не появились. Наступила эпоха «беспредела». И Ельцин, и Путин жалуются на отсутствие «национальной идеи», и Путин сформулировал ее как создание конкурентоспособности. Но в чем? – вопрошал Игорь. – Логично становиться конкурентоспособными в том, что для нас традиционно и органично, а не во всем. Национальная идея существует примерно так же объективно, как закон сохранения энергии или закон всемирного тяготения, ее нужно не выдумать, а выявить.

– Игорь, я участвовала в паре заседаний еще ельцинской команды по созданию национальной идеи, тогда не удалось выявить ничего, кроме «поправь свой забор, вычисти свой двор, посади дерево»! – признавалась я.

– Это уже технология обустраивания России, как сформулировал Солженицын. А мы еще не ответили «зачем». Чтобы разрушить европейскую культуру, нужно было разрушить религию. Это прекрасно понял Достоевский, утверждавший, что если бога нет, то все дозволено, значит, скоро не будет человека. На самом деле Достоевский предвидел Сталина, а мы не прочитали это в «Преступлении и наказании», Достоевский показывает, что убийца с улицы и убийца с теорией одно и то же. А Сталин – это убийца с идеологией. Сегодня у нас второе издание идейного кризиса, мы неправильно решили эту проблему в начале XX века и вынуждены к ней вернуться, как человек, у которого неправильно срослась рука и нужно снова ломать.