Григорий Бакланов - Непорочное зачатие

Среди объявлений о продаже отличных щенков ротвейлера, элитных сибирских котят для души (очень дешево) и для выставочной карьеры (дорого), многочисленных предложений девушек без комплексов и подобного же рода предложения двух офицеров 25 и 28 лет, спортивных (указан рост, вес), оказать определенные услуги дамам до пятидесятилетнего возраста включительно попалось супругам Васильевым странное объявление: женщина, молодая, здоровая, мать двоих детей, предлагала по договоренности выносить и родить имплантированного ей ребенка, отказываясь заранее от каких-либо прав на него и обязуясь не предъявлять претензий. Прочли, посмеялись — «Америку догоняем!» — и забыли. Но дня через два за ужином газета сама попалась на глаза, снова прочли, и Игорь пошутил:

— Зачем имплантировать, проще делегировать.

— Кого делегировать?

— Меня.

— Тебя?

И получил по губам.

О ребенке они подумывали, в последнее время — все чаще, но в их ухоженной квартире, с любовью обставленной, где было много мягкой мебели, ребенок представлялся им примерно уже так пятилетнего возраста, который ничего не портит, не доставляет особых хлопот, а гости ему умиляются.

Они простить себе не могли, что не решились сразу, было бы ему уже семь лет, школьник… Но у Игоря тогда все так хорошо пошло — и кандидатская, и докторская, — а потом его стали приглашать на симпозиумы, и он мог брать ее с собой и на Кавказ, и за границу. Она тоже успела защититься, и при гостях Игорь в шутку называл ее крупнейшим специалистом по количеству пуговиц на шинели Гоголя, за что всякий раз получал по губам надушенными пальчиками. Елена действительно читала спецкурс, выбрав очень узкую тему, где конкурентов у нее не было, и название это имело длинное, научное и многосложное. И за всеми заботами, устройствами, волнениями мысль о ребенке откладывалась, откладывалась и откладывалась. А между тем Елене было уже тридцать, Игорю — тридцать шесть, но когда она видела на улице беременную женщину-мученицу с огромным безобразным животом, распухшими губами и этими пятнами на лице и мысленно представляла себя в этом положении, ей становилось дурно.

Они были на редкость подходящая пара, рослые, видные; мужские взгляды сопровождали Елену, когда они вдвоем с Игорем, одетые pendant в спортивное, в кроссовки (симпозиумы обычно устраивались в удобной для отдыха местности), легким спортивным шагом отправлялись на прогулку в горы. И на корте, в короткой белой юбочке, белых теннисных туфлях — ноги загорелые, глянцевые, — она красиво отбивала мяч, и все взгляды научной общественности были устремлены на нее, она каждый миг видела себя всю глазами этих умудренных мужей. Для нее не оставалось секретом, что не единожды Игорь получал приглашения благодаря ей.

С новой мыслью, как известно, надо переспать, и наутро Елена говорила как бы между прочим:

— Конечно, на все как посмотреть. Вот — русское дворянство, уж казалось бы. Да и русская классика, которой мы восхищаемся, она вскормлена молоком деревенских кормилиц. Это считалось в порядке вещей. И все же. Не знаю, может, я так щепетильна, но есть в этом что-то противоестественное. — Она не утверждала, она скорей обращала к Игорю свой вопрос. — А в то же время, что для наших прабабушек показалось бы дикостью, в двадцать первом веке, вполне возможно, будет решаться само собой.

— Не вникай, погибнешь! — бросал он как бы на бегу. Каждый удобный момент он использовал для пробежки, тренировал мышцы ног и даже по коридору квартиры иной раз пускался трусцой.

Игорь был математик, ему прочили будущее, мир в его представлении был устроен по законам незыблемым и точным, которые пока еще далеко не разгаданы, а все людские страсти, и бури политические, и войны называл: рябь на воде. Он как-то попытался навести порядок в красиво причесанной Елениной голове, но она воскликнула: «А где же нравственные начала?», и он мысленно махнул рукой.

— При любых нравственных началах дважды два — четыре, а не пять. И галактики разбегаются со страшной силой не оттого, что не сошлись характерами.

И решено было позвонить этой женщине просто так, риска никакого, пусть придет, они посмотрят на нее, поговорят. Тем более что, наверняка, пока они раздумывали, кто-то уже абонировал ее, в наше время все делается быстро, кто не успел, тот опоздал.

Однако женщина пришла. В передней вынула из кошелки домашние тапочки, надела, нога у нее была маленькая и широкая, Елена это заметила. Как-то так получилось, что стул ей поставили посреди комнаты, на свету, а сами они поместились в углу дивана. Она села, положила смуглые полные руки на полные колени, ждала разговора спокойно. В пестреньком платье, плотная, скорей даже полная, она, когда сидела, казалась выше ростом.