Фредерик Тристан - Героические злоключения Бальтазара Кобера

Книгу Бальтазара закончили печатать 3 февраля, на праздник святого Блеза. Мастер Флинкер перестал ворчать и признался, что, по его мнению, работу удалось закончить вполне своевременно.

– Ну, хорошо, – сказал он, обращаясь к алхимику. – Книгу мы наконец закончили печатать, и могу ли я теперь узнать, кто же ее автор?

– Конечно! – ответил Каммершульце и указал на Бальтазара, который приводил в порядок инструменты.

– Да не может быть! – воскликнул печатник. – Вы меня разыгрываете! Разве этот мальчишка мог сочинить такое произведение? К тому же он заикается…

Наши друзья рассмеялись от чистого сердца. Потом решили, что книгу доверят разносчикам, которые продадут по несколько экземпляров в протестантских городах, где ректоры тотчас же ее запретят. После этого успех книге обеспечен. Читатели, желающие приобрести запрещенные произведения, знают, где их надо искать. В каждом из этих городов существовала книжная лавка, где в задней комнате предлагали книги, осужденные духовенством…

7 февраля алхимик и его ученик отправились в дорогу в направлении Вюртемберга через равнину Гогенлоге. Там еще неистовствовала эпидемия, и большинство деревень, которые попадались на пути нашим путешественникам, хоронили своих мертвецов. Это ужасное зрелище сопровождало их в течение трех дней. А на четвертый, за несколько миль до Гейльбронна, Бальтазару было новое видение.

Он ехал, зябко кутаясь, на Бораке, когда вдруг кобыла стала на дыбы. Еще чуть-чуть, и он бы свалился с седла. И тогда он увидел, что испугало его лошадь: бесконечная лестница рядом с дорогой уходила в небо. Однако животное набралось мужества и одним прыжком увлекло всадника на ступени, по которым стало взбираться наверх с удивительной легкостью. Казалось, этот подъем никогда не окончится, но внезапно, ошеломленный, Бальтазар ощутил, что он уже на небе.

«Что это?» – спросил он.

«Первый круг неба», – сказала Борака.

И он увидел, что первое небо – из бирюзы. Тогда к нему подошел какой-то человек и сказал:

«Посмотри на людей, которые стоят по мою правую руку. Это избранные. А вот те, которые вечно падают по мою левую руку, – так это отверженные».

Избранники купались в блаженном сиянии, похожем на утреннюю зарю. Бальтазару показалось, что они нимало не беспокоились о павших. Он спросил:

«Кто может быть избранным, пока существует хоть один отверженный?»

– В конце времен, – объяснил Каммершульце, – все, что не сможет очиститься, будет сожжено огнем. Церковь сделала из этого вывод, что проклятые навеки останутся проклятыми. В действительности же они очистятся огнем, как и все шлаки. Какая же это божественная полнота, если будет остаток?

– Однако, – возразил Бальтазар, – я взаправду видел всех хороших справа, а всех плохих слева. Они падали.

– Все зависит от того, как мы на это смотрим. Мы видим это и говорим: вот это! Мы видим то и говорим: вот то! Но что такое наш взгляд, как не крохотный лучик света в царстве тьмы? Только взгляд Бога совершенен, как солнечное сияние посреди белого дня.

– Это не мешает тому, что если бы мне попался в руки этот фламандец, этот Дюсберг, я с удовольствием свернул бы ему шею.

– Если бы он действительно оказался в твоих руках и я бы приказал тебе убить его, ты бы заколебался.

Наши друзья приехали в Гейльбронн около восьми часов вечера. Было довольно холодно. К счастью, они нашли приют у одного плотника, который предоставил им комнату на ночь. Валясь с ног от усталости после трудного пути, они сразу же легли и уснули. Однако где-то в полночь их разбудили звуки, похожие на жалобный стон.

– Что это? – спросил Бальтазар.

– Вроде бы кто-то стонет, – заметил алхимик.

Они прислушались. Стон не утихал, душераздирающий, хотя и далекий. Казалось, кто-то звал на помощь.

Оба оделись, вооружились факелом и спустились на первый этаж дома. Плотник спал как убитый. Они решили его не будить и вышли на улицу, освещенную полной луной. Стон, казалось, исходил из соседнего дома, но когда они туда подошли, он уже доносился от следующего жилища, и таким образом, по мере того как наши друзья продвигались вперед, стон удалялся. Конечно, было бы разумнее возвратиться в дом плотника, но этот зловещий голос их притягивал.

Вскоре они оказались за городом, посреди каких-то развалин. Пройдя еще немного, увидели в бледном свете этой морозной ночи карьер с беловатыми стенами. Они вошли туда. Это был соляной карьер. Стон усиливался, он увеличивался, словно катящийся снежный ком. Они наклонились и увидели на дне глубокой ямы людей, которые работали при свете факелов. Их голые тела были покрыты коркой соли. В то время как они долбили кирками породу, с их разъеденных проказой губ срывался жалобный стон.