Сергей Юрьенен: Мальчики Дягилева

— Вы одни?

Что имеет он в виду? Может быть, намерен предложить мне пару? Нет, экзистенциальное одиночество мое разделено, как я был тогда уверен, до завершения земного бытия.

— Без секретарши?

— Без.

При этом я невольно усмехнулся, но Леонид Федорович, похоже, не шутил. Факт отсутствия секретарши его заметно опечалил. Возможно, qui pro quo? Принимает за кого-нибудь другого? Но на плетеном столике развернута газета с моим рисованным портретом.

Какое-то время мы оба (я не без некоторой визуальной неловкости) смотрели на то, как, держась за перекладину, исходит потом мускулистая девушка, облепленная трико. На ней были длинные толстые носки с обрезанными ступнями. Подошвы босых ног были розовые.

— Это вот Ливи.

Ливи белозубо улыбнулась в зеркало, и я кивнул ее отражению.

— Вздумала танцевать на холодные ноги и в результате повредила ступню. Ее ждут в Барселоне, на Филиппинах, а Ливи прячется у меня. Дженнифер тоже прячется. И я. Никто в мире не знает, где я сейчас. Кроме вас…

Я кивнул.

— Ливи я нашел в Афинах. Когда ставил «Пир» Аристофана.

До меня, наконец, дошло:

— Вы хореограф?

— Писатель, как я предпочитаю говорить. Писатель танцев. Да, теперь уже только писатель. Тогда как раньше…

Следуя за его взглядом, я обернулся. На стене висело фото в раме из матового алюминия. Большое фото мужской ноги, стоящей на собственных пальцах.

— Я, — сказал Массин. — До катастрофы… Сначала дело. Бизинис, как говорят у нас.

Леонид Федорович был гражданином Соединенных Штатов:

— И вам рекомендую. Это, поверьте, ни к чему вас не обяжет.

— Франция мне нравится.

— Мы с вами художники, а художник должен быть гражданином мира. Что всего легче с американским паспортом. Хотя не избавляет от налогов. В моей жизни это самое ужасное. Платить налоги в разных странах. К счастью, Дженнифер взяла все это на себя. Она, кстати, канадка.

— Где же вы живете?

— Повсюду. Нынче здесь, завтра там. Но, слава Богу, у меня, — сказал Массин, — есть остров.

Я окинул глазами зал, но имелась в виду не метафора:

— В Неаполитанском заливе.

— Целый остров?

— Собственно, там их даже три, но обитаемый только один. Дягилев мне подарил. Царствие ему небесное.

Под наше первое Рождество, когда мы бежали под дождем без зонтов из «Гальри Лафайет», где покупали дочери подарок, я пришел в восторг, заметив на задах Опера табличку, стандартную, синюю с зеленым кантом: Place Diaghilev*. Можно быть русским — и при этом не пропасть. Париж наглядно мне показывал. Обнадежило необычайно.

И сейчас, несмотря на солнце, пот и топот черной балерины, я почувствовал себя, как на сеансе спирит при появлении великой тени:

— Вы знали Дягилева?

Нижинский,дневник:

Русское правительство дало нам наше образование. Дягилев взял меня в Париж.

— А кто забрал меня в Париж? Это из-за него я оставил мою милую родину.

— Когда же это было?

— Сейчас вам скажу. Станиславского я встретил у Кзотовой, которая вскружила ему голову, это была жена чиновника особых поручений Его императорского величества… Он меня увидел в Петербурге в двенадцатом году, когда я танцевал в «Антонии и Клеопатре». А Дягилев… В тринадцатом. И я уехал из России.

— В тринадцатом?

— Да.

— До революции? До первой мировой? До всего?

Человек доисторической эпохи смотрел на меня с непонимающей улыбкой. В уме я произвел подсчет. — Шестьдесят пять лет назад?

Старик смутился:

— Разве?

Мы стали смотреть, как входит с подносом милитарная канадка, как опускается на голые колени, предлагая кофе и воду.

— Итак, — сказал Леонид Федорович. — В начале начал был Дягилев…

В авиаблокноте, которым он меня снабдил, я сделал пометку: характер отношений? Но задавать вопрос раздумал после того, как он строго уточнил:

— Дягилев — и его система объединенных элементов.

— Что это за система?

— Дягилев, как вы знаете, хореографом не был. И в четырнадцатом году, как раз перед войной, он назначил меня в Париже хореографом своих «Русских балетов».

— А кто был до вас?

— Сначала Фокин, а потом, до того, как пришел я, Вацлав. Бог танца, — добавил он, глядя на мое замешательство. — Вацлав Фомич…

Нижинский,дневник:

Дягилев любит Массина, а не меня… Дягилев ужасный человек. Я не люблю ужасных людей, но я не буду причинять им вреда. Я не хочу, чтобы они были убиты. Они орлы. Они не дают жить маленьким птицам, поэтому нужно быть начеку против них. Я люблю их, потому что Бог дал им жизнь, и он один имеет право на их существование. Не я буду им судьей, а Господь, но я скажу им правду. Говоря правду, я разрушу зло, которое они сделали. Я знаю, что Ллойд Джордж не любит людей, которые стоят у него на пути. Дягилев тоже. Дягилев меньше, чем Ллойд Джордж, но он тоже орел. Орел не должен вмешиваться в жизнь маленьких птиц, следовательно, ему нужно давать достаточно пищи, чтобы он на них не нападал. Дягилев — плохой человек и любит мальчиков. Нужно любыми средствами удерживать мужчин, как он, от совершения их дел…