Майкл Корда - Богатство

Что такого он сделал? – гадала она – или, что о н и сделали, поскольку не знала, кто виноват – чтобы разрушить семью, которая, судя по фотографиям на столе Артура, не так уж отличалась от любой другой? Каким бы ни был этот поступок, жизнь Артура, казалось, протекала в его тени.

Иногда у нее возникала мысль, что лучше этого не знать.

Она обнаружила, что его день рождения – меньше, чем через неделю. Задумалась, будет ли семья отмечать его, но он не упоминал об этой дате, словно собственный день рождения был частью забытого прошлого, не имевшим больше значения ни для него, ни для кого другого. Отправится ли он в Кайаву отметить его с матерью? Или кто-то из его детей – младший, Патнэм, насколько ей было известно, жил в Нью-Йорке, пригласит его или сам приедет к нему в гости.

Он ни о чем таком не сказал, поэтому накануне она послала ему букет цветов и открытку, где написала "Поздравляю с днем рождения. Приглашаю тебя на обед". После мгновенного колебания она добавила "С любовью" и подписала "А". Это было легче написать, чем сказать, но, поскольку, она никогда не говорила этого, записка казалась фальшивой. Опыт научил ее пользоваться словом "любовь" с осторожностью, даже со страхом, но открытка без него не могла обойтись.

Он ждал ее, весело улыбаясь, когда вечером, после работы она вошла в зал "Ла Домэйн". Он сам указал ей этот ресторан, где клиентура была исключительно богатой и патрицианской, из тех людей, что зимуют на Палм Бич, лето проводят в Мэйне, и себя считают "Старым Нью-Йорком". " Ла Домэйн" был дорогим, сумрачным, основательным, элегантным без шика заведением того рода, где кинозвездам, владельцам нефтяных скважин и модным издателям всегдв скажут, что все места заняты, если ресторан будет пуст. Здесь не было тенденций к nouvell cuisin [24]– это была la veile cuisine [25]– во всем – богатство, солидность, вещественность для тех, кто не беспокоится больше о своей фигуре.

– С днем рождения, – сказала она, быстро целуя, перед тем, как сесть.

– Я почти забыл, что э т о мой день рождения, честно говоря. Шестьдесят четыре – не великий возраст в нашей семье.

Она заказала "перье" и вложила ему в руку маленькую, аккуратно запакованную коробочку. Он открыл ее с удовольствием ребенка – хотя прежде потрудился развязать ленточку, сложив ее и убрав в карман – Баннермэны не выбрасывали таких вещей. Намерен ли он использовать ленточку снова? – спросила она себя. Он вынул из коробочки маленький серебряный перочинный нож, нагнулся и поцеловал ее.

– Я буду пользоваться им, чтобы разрезать заградительные ленты, – сказал он. – Чем больше времени я провожу с юристами, тем меньше начинаю уважать законы. Большинство из них чертовски глупы.

– Ты не намекаешь на своего деверя – как его зовут? Де Витта?

– Кортланд де Витт. Я могу порассказать о нем истории, от которых у тебя волосы встанут дыбом. Нет, Кортланд– с е м е й н ы й юрист. Конечно, он серьезно исполняет свою роль – женился на моей бедной сестре так давно, что теперь думает, что р о д и л с я Баннермэном. Как это говорят французы? "Больший роялист, чем король". Он считает, что он – больше Баннермэн, чем я.

– Мне показалось, что он меня невзлюбил.

– Добро пожаловать в клуб. Ко мне он относится так же. Тридцать пять лет назад я предупреждал Элизабет, чтоб она не выходила за него замуж, и был совершенно прав. Он – плохой муж, и, хотя я не в том положении, чтобы критиковать, еще худший отец. Я относился к его сыну Эммету, как к одному из собственных детей, и Кортланд никогда не простил мне этого. Обвиняет меня в том, что мальчик сбился с пути.

– Он ведь священник, правда? Разве это значит – сбиться с пути?

– Эммет – р а д и к а ль н ы й священник. Настоящий возмутитель спокойствия, – сказал он с некоторой гордостью. Был ли он рад, что в семье имеется " возмутитель спокойствия" или просто испытывал удовольствие от того, что это, безусловно, служит для де Витта главным источником ярости и разочарования?

– Ты имеешь в виду, он как эти… как же их звали… ну те священники в шестидесятых годах, Берриганы? [26]

– Вовсе не такой, Александра, Господи помилуй! Эммет не католик – даже он не заходит так далеко. Он вполне безвреден. С моей точки зрения, большинство священников – пустозвоны. Эммет – просто пустозвон с левыми взглядами.

– Ты часто с ним видишься?

– Видеться с Эмметом? Нет, Боже избави. Я не нуждаюсь в духовном совете, и меньше всего от Эммета. А почему ты спросила?

– Ну, это не мое дело, но ты, кажется, не видишься н и с к е м из родных. То есть, ты мог бы ждать, что они соберутся на твой день рождения…