Майкл Корда - Богатство

В рамке гораздо большего размера, в стороне от остальных стояла цветная фотография женщины лет сорока, формальный портрет того рода, что можно увидеть в журнале "Город и поместье" в виде иллюстрации к статье о роскошных имениях богачей. На женщине, сидевшей посреди изысканно обставленной комнаты, был светло-серый костюм от Шанель и единственная нитка жемчуга. Она приняла такую позу, словно фотография должна была в точности продемонстрировать, как подобает сидеть леди: колени и лодыжки плотно сжаты, руки аккуратно сложены на коленях, спина прямая, как у солдата на параде.

У миссис Баннермэн были светло-серые глаза и черные волосы – так же, как у нее, отметила Алекса с определенным чувством дискомфорта. Не это ли было причиной приглашения на ланч?

Она знала, как мало нужно воображению, чтобы разглядеть подобное сходство. Зачастую она сама видела в пожилых мужчинах нечто, напоминающее отца – увидела даже в Баннермэне, когда впервые встретила его в галерее. Речь шла не столько о физическом сходстве, – к тому же, по сравнению с Баннермэном отец был молодым человеком, хотя ей, конечно, в детстве так не казалось, – сколько о сочетании мелких деталей: изящной, слегка поспешной манере Баннермэна есть, что казалось вполне естественным для богатого аристократа, но всегда выглядело странным для мускулистого фермера с большими, шершавыми, мозолистыми натруженными руками, или в том, как Баннермэн двигался к тому, что интересовало его – быстрая походка, голова вперед, словно он собирался что-то боднуть.

– Рассматриваете мою семью? – спросил он.

Она вспыхнула. Неужели он подумал, что она сует нос куда не следует?

– Извините… да. Ваша жена очень… была очень красивой женщиной.

– Верно. Настоящая красавица. Она была из семьи Мерривейл. Из Филадельфии, вы знаете. Ее родные были отнюдь не довольны, что она вышла за Баннермэна. – Он улыбнулся. – О старом Джоке Марривейле, ее деде, говорили, что если он попадет в рай, то будет ждать, чтобы Господь ему поклонился. Счастлив сказать, что сейчас в мире гораздо меньше снобизма. В Филадельфии считалось, что бедная Присцилла совершила ужасный мезальянс.

Ей трудно было представить кого-то более аристократичного, чем Артур Баннермэн, но из того, как он говорил, ясно было, что он слегка благоговел перед своей женой, как многие средние американцы, женившиеся на женщинах из высшего общества и потом пожалевшие об этом.

– Никогда не слышала о Мерривейлах, – сказала она.

Баннермэн разразился раскатистым порывом смеха, его лицо выразило искреннее удовольствие.

– Благослови вас Бог, это самое приятное, что я от вас слышал! Джок Мерривейл от ваших слов перевернулся бы в гробу!

Он подошел ближе и взглянул на фотографии на столе так, словно видел их впервые.

– Забавно, – сказал он. – Когда дети были малы, я всегда воображал, что мы будем большой дружной семьей. Думал, что Кайава будет переполнена моими внуками. Но я не часто вижу своих детей, а внуков у меня вообще нет. Просто чертовски большой пустой дом…

– Моя мать испытывает те же чувства ко мне. К счастью, у меня имеются старшие братья, которые народили достаточно внуков, чтобы ее удовлетворить. А ваши дети женаты?

– Только Роберт, старший. Женился и развелся. Патнэм уже входит в тот возраст, что скоро его, боюсь, можно будет отнести к старым холостякам. А что до Сесилии, то она в Африке, несет бремя белой женщины, хотя с чего она решила искупать вину перед африканскими бедняками – выше моего понимания. Ее прадеда всю жизнь обвиняли, что он настоящий грабитель, но работорговцем он никогда не был. Он был п р о т и в н и к о м рабства – вы не знали? Считал его неэффективной формой труда.

Он помолчал немного, глядя на фотографии, потом кашлянул.

– Кстати, как прошел ваш вчерашний ужин? Я вас не слишком задержал?

– Я предпочла вернуться домой.

– Да? Прошу прощения.

– Все в порядке. Я не особенно туда рвалась.

Он кивнул. Казалось, он сознавал, как и она, что не достиг с ней особого успеха. Вероятно, виной была его квартира, где все напоминало об его семье. Или он просто решил, что вчера слишком далеко зашел, и был слишком вежлив, чтобы в последнюю минуту отложить приглашение на ланч?

– Вот как? – Он придвинулся чуть ближе. Положил руку на ее ладонь, так понимающе и мягко, что в первый миг она не почувствовала прикосновения. -Я думал о вас весь день. Точнее, всю прошлую ночь. Я не умею ухаживть, как вы считаете? Думаю, потерял хватку.