Майкл Корда - Богатство

Что ж, если Роберт смог дать битву при Ла Гранже – ее все еще охватывала ярость при мысли, что Букер копается в ее прошлом, а потом попытается хитростью заставить ее подтвердить свои подозрения – она сможет нанести ответный удар в Кайаве.

Ей хотелось попросить совета у Стерна, но по размышлению она поняла, что это невозможно. В ее руках была семейная тайна. И она не может доверить ее никому, не принадлежащему к семье.

– Эта встреча совсем не уместна,– сказал Букер, хотя, казалось, он был вполне счастлив оказаться здесь.

– Знаю.

– И вряд ли это хорошая мысль. Для вас, я имею в виду.

– Возможно. Это меня не волнует.

Волнение Букера было для Алексы очевидно. Сама же она старалась держать себя в руках. Потребовалась масса усилий, чтобы убедить его прийти, но она сумела настоять. За блестящими стеклами очков его глаза нервно мерцали, словно опасаясь встретиться с ее глазами. Это не был взгляд опытного юриста, готового устроить свидетелю перекрестный допрос – что-то в нем напоминало ей застенчивого мальчика, который хочет попросить девочку о свидании и не решается.

Она улыбнулась ему.

– Сожалею, что у нас не было случая узнать друг друга лучше. – Это вряд ли были те слова, которые говорят юристу противоположной стороны, и Букер, похоже, удивился. – Я хотела бы спросить вас, – сказала она по возможности любезно, – зачем нужно было проделывать весь путь в Ла Гранж и затруднять мою мать, когда можно было переговорить со мной? Я не думала, что юристы должны шпионить, исполняя должность детектива.

Букер отчаянно вспыхнул.

– Я не шпионил, – оскорбленно сказал он.

– А как же тогда это называется?

– Предварительное расследование.

– Ясно. Для этого обязательно врываться к моей матери и допрашивать ее?

– Возможно, мне следовало сперва ей позвонить, – мрачно сказал Букер. – Я искренне сожалею.

– Интересно, что бы сказал об этом Артур?

– Понятия не имею.

– Он верил в открытые отношения – в честные. Не думаю, что он бы позволил с в о е м у юристу шпионить за людьми, а вы?

– Я ничего подобного не делал.

– Он когда-нибудь просил вас о чем-нибудь в этом роде, мистер Букер?

– Мартин. Нет, должен признаться.

– Он очень высоко ценил вас, мистер Букер. Он относился к вам, как к своему зятю.

– Мартин, п о ж а л у й с т а, миссис Баннермэн… Алекса. Честно говоря, я удивлен, слыша об этом.

– Почему? Вы, практически, член семьи. Он больше полагался на вас, чем на собственных детей.

– Вероятно, это правда, но я никогда не замечал в нем чувств, о которых вы намекаете.

– Он был очень сдержанным человеком… – она улыбнулась, – Мартин.

– Можно сказать и так.

– Думаю, в конце жизни – хотя Артур не считал, что это конец – он очень сожалел, что не выражал своих чувств к вам. К детям. Отчасти именно это занимало его мысли, понимаете?

– Понимаю. Я об этом не думал.

– Да, да. это правда. Послушайте, вы работаете на Роберта, я это понимаю. Если нам придется сражаться в суде, о,кей, я смогу это пережить, даже если проиграю. Но вы действительно думаете, что это честно – копаться в сплетнях времен моего детства? Какое они имеют отношение к нашему делу? И кто дал вам право обижать мою мать?

– Алекса, поверьте, я не имел ни малейшего намерения обижать вашу мать.

– Вот как? Вы не считаете, что огласка обстоятельств смерти моего отца причинит ей вред?

Букер явно не был готов к ответу. Он опустил глаза. Снял очки. Потер подбородок.

– Алекса, – мягко сказал он. – Думаю, я знаю, что случилось, – он перешел на шепот. – С вашим отцом.

Она в ужасе уставилась на него.

– Нет!

– Я не могу этого доказать, но совершенно уверен.

Куда он ее толкает? Ее охватила паника, когда она попыталась угадать, много ли ему известно, но один взгляд на его лицо сказал ей, что это не уловка. На нем было выражение искреннего сочувствия, решила она, а возможно, и чего-то больше.

Ей всегда казалось, что в Букере осталось нечто детское, возможно потому, что он многие годы приносил большую часть своей личности в жертву семье Баннермэнов, но сегодня он выглядел постаревшим, вокруг его рта обозначились складки, а под глазами были темные круги. Он казался более красивым, чем она его помнила, и очень усталым.

– Для меня это нелегко, – сказал он. – Хотел бы я, чтоб мы не были по разные стороны.

– А это так?

– Я юрист. Я представляю Роберта – и Семью. А юрист не должен разыгрывать из себя Бога, как сказал мне шериф Пласс. Я бы хотел никогда не попадать в Ла Гранж. Бог свидетель, я не желал туда ехать. Но я поехал. И этим все сказано.