Майкл Корда - Богатство

– Мистер Троубридж, что и м е н н о Артур велел мне передать?

Троубридж смотрел в пространство – одинокий жалкий человек в окружении кошек.

– В мальчике много хорошего, – произнес он. – У меня самого никогда не было детей.

– Мне очень жаль.

– Нет, нет, не стоит. Вспомните бедного Артура. Нельзя сказать, чтоб дети сделала е г о счастливым.

– Ну, в этом я не уверена. Что я должна узнать?

Троубридж пожал плечами.

– Будь я проклят, если это мне известно. Он мне не сказал.

– Он не с к а з а л вам?

– Нет. он дал мне что-то для вас, вот и все. "Чтоб использовать по усмотрению", сказал он. Куда же я, черт побери, это девал?

Троубридж принялся рыться, разбрасывая по мере продвижения стопки бумаг, кошек, книги и папки, что-то бормоча про себя в клубах пыли. Из глубины квартиры до Алексы донеслось какое-то кудахтанье, резкий скрипучий смех, сопровождаемый хриплыми женскими стонами. Неужели отец Троубриджа и его невеста "занимаются этим", спросила она себя.

– Ага! – воскликнул Троубридж, и зашаркал назад, сжимая манильский конверт. – Я знал, что найду. – Он церемонно протянул конверт ей. – Может быть, вы останетесь на ланч?

Она покачала головой.

– Боюсь, что нет.

– Возможно, в другой раз?

– Возможно.

Он печально кивнул, словно и не ожидал ничего иного. Потом дотронулся до ее руки, склонил голову и сказал:

– Он был моим лучшим другом.

Он немного помолчал, игнорируя странные звуки, долетавшие из холла.

– Я не знаю, что здесь. Возможно, я мог бы догадаться, но я не хочу знать… если это то, что я думаю. Как бы то ни было, юная леди, будьте о с т о р ж н ы.

Он открыл входную дверь, проводил ее до лифта, и подождал рядом с ней, со старомодной учтивостью, которую она высоко оценила, до последнего момента, когда – она уже входила в лифт – он крепко ущипнул ее за зад.

Когда Алекса обернулась, он уже исчез.

В такси, еще чувствуя щипок Троубриджа, она открыла конверт и бросила взгляд на его содержимое. Это был рапорт дорожной полиции штата Нью-Йорк, и как только она прочла несколько абзацев, сразу поняла, что они означают. Артур рассказал ей, что он сделал, дабы спасти Роберта, но в меморандуме полиции штата, написанного сухим бюрократическим стилем, события этой ночи выглядели еще более жуткими. Но, подумала Алекса, не ей судить Роберта. Она знала, что такое – совершить преступление и скрыть это, хотя в ее случае это было сделано другими ради нее. Однако она молча согласилась с историей, которую состряпали шериф, Барт Гримм и ее мать, и впоследствии была вполне благодарна им, хотя и со стыдом.

Она понимала – кто бы понял лучше – панические усилия Роберта спастись, когда его брат был уже мертв. Потребовалась бы большая отвага, хотя, возможно, не самой высокой пробы, чтобы вылезти из-за руля разбитой машины, перетащить тело брата на место водителя и выбраться на заиндевелую насыпь, чтобы позвать на помощь – именно к таким выводам пришел следователь, изучив обломки машины и результаты вскрытия. Роберт был за рулем и пристегнулся ремнем безопасности, что, без сомнения, спасло ему жизнь, Джон был на пассажирском сиденье и не пристегнулся. Учитывая характер его травм, полиция решила, что он никак не мог быть водителем.

Алекса пыталась представить эту сцену – спортивная машина, летящая прямо на легковую, искаженные ужасом лица водителя и его дочери, миг, когда Роберт должен был понять, что ничего уже нельзя сделать, и потом, после катастрофы, когда он лежал в разбитой машине, зная, что его брат мертв, или умирает, его решение спастись самому… и конечно, сознание того, что он, наконец, стал наследником состояния.

Она вспоминала, как это было, когда она смотрела на тело отца, скрюченное у стены, как безжалостно убитое животное, его грудная клетка была распахана двумя пулями, которые она в него выпустила, но о ней позаботились другие, тогда как Роберту пришлось заботиться о себе самому.

Она не могла заставить себя обвинять его. "Предоставьте мертвым погребать своих мертвецов", – сказал Бартон Гримм, подобно многим людям находя в Библии оправдание своим действиям, и, конечно, мертвым гораздо легче вынести тяжесть вины, чем живым, так что он, возможно был прав.

В то же время она понимала, почему эти документы так важны для Роберта. Это был его Чаппакуидик [39], момент паники, пережитый им в юности, когда он выбрал легкий выход и свалил ответственность за три смерти на брата. Пресса с упоением обрушилась бы на него за то, что случилось двадцать лет назад, отставные полицейские появились бы на телеэкранах с рассказами о том, как их заставили похоронить материалы следствия, ученые и психиатры излагали бы свою точку зрения в «Ночной линии» или « 20/20», его политическая карьера рухнула бы. А что подумали его родные? Они обвинили Артура в гибели Джона и винили до сих пор, потому что ей предшествовала их ссора, но известие, что машину вел не Джон,а Роберт, безусловно потрясло бы их всех – даже Сесилию. Интересно, знала ли правду Элинор? Может быть, Артур рассказал ей? Алекса решила, что нет.