Майкл Корда - Богатство

Артур, у тебя были добрые н а м е р е н и я. Ведь это что-то значит?

– Да? Я разрушил свою семью ради сына. Не могу назвать это добром. Даже Сесилия, которая любила меня больше, чем ей бы стоило, сбежала в Африку. Она не простила мне смерти Джона. – Он умолк.

– Тогда почему ты все рассказал мне?

– Потому что ты должна знать правду. Обо мне. О Роберте. Полиция штата не поверила ни одному его слову. Они не дураки, и видели массу дорожных происшествий. В конце концов, я переговорил с губернатором, сделал несколько звонков, заплатил огромные отступные семье погибшего водителя – но главное, все они не посмели противоречить Артуру Алдону Баннермэну. По иронии судьбы, Роберта спасло м о е имя. Суперинтендант полиции штата Нью-Йорк лично явился в Кайаву, чтобы передать мне папку с материалами следствия, где было ясно изложено, что произошло на самом деле. "Вы, наверное, захотите сохранить это, мистер Баннермэн", – сказал он. Следователь рекомендовал арестовать Роберта по обвинению в непредумышленном убийстве и фальсификации улик. Я, конечно, забрал папку и поблагодарил его. – Он глубоко вздохнул и закрыл глаза. Выглядел он измученным, и голос его стал низким и сиплым, как у завзятого курильщика. – Я чувствую себя лучше теперь, когда рассказал тебе, – прошептал он – много лучше. Между нами не должно быть тайн.

Лучшего времени открыть ему свою тайну быть не могло.

– Артур, – тихо начала она, – у меня есть собственная история, может быть, даже более страшная, чем твоя…

Затем она осознала, что он спит, его дыхание стало глубоким и ровным. Она укутала его одеялом, выключила свет, и свернулась рядом клубочком.

Через час или два она почувствовала, что он заворочался. Сначала она решила, что дело в простуде, но когда обняла его, поняла, что не это было причиной.

– Я люблю тебя, – прошептал он. – Как я ни стар, я люблю тебя.

– Ну, похоже, не н а с т о л ь к о стар.

– Надеюсь, никогда не буду.

Она понимала, что он нуждается в некоем заверении от нее, что она не оскорблена и не разочаровано в нем, что она способна выслушать самую страшную его тайну и все же любить его, и гадала, способен ли он на то же по отношению к ней. Завтра она рискнет это узнать.

Но сегодня, однако, она лишь прижалась к нему. Он обнял ее, и, хотя сама она не была возбуждена, но почувствовала его возбуждение. Конечно же, не будет вреда, если заняться любовью, подумала она, раз он этого хочет. И кроме того, разве это не хороший симптом?

Она пристроилась к нему, направила в себя, позволила ему продвигаться к финалу, как он хочет. Она была вполне счастлива дать ему немного наслаждения, особенно потому, что это казалось признаком выздоровления.

У него вырвался стон – глубокий, горловой, удовлетворенный звук, и он вздрогнул. Она ждала, что он погладит ее волосы, прошепчет что-нибудь – обычно он был наиболее нежным и благодарным из любовников – но, к ее удивлению, он ничего не сделал. Она великодушно приписала это простуде и действию таблеток.

Прошло несколько минут. Она чувствовала себя все более неудобно под его тяжестью. Медленно отодвинулась, стараясь не разбудить его – и при этом ощутила странную инертность его тела – мертвый груз, безошибочно отличавшийся от веса просто спящего человека.

Ее сознание отказывалось принять это – отказывалось даже предположить. Она не могла заставить себя разбудить его – но потом она сказала себе, что д о л ж н а. Он, может быть, переусердствовал с таблетками. У него, возможно, сердечный приступ, он, вероятно, разыгрывает ее… Но даже при всей неправдоподобности последней мысли, правда начала укрепляться в ее мозгу, парализуя ее волю, парализуя в ней все, кроме паники.

Она не боялась, она даже не чувствовала ни боли, ни скорби, только леденящую уверенность и сознание полной беспомощности. Она пролежала так, возможно, не меньше получаса – трудно было определить – потом рассудок медленно, постепенно стал возвращаться. Она должна ч т о – н и б у д ь сделать, в конце концов.

Она встала и включила свет. Артур лежал на боку, глаза распахнуты, рот слегка приоткрыт. Красноватый румянец вернулся на его кожу. Он выглядел совершенно здоровым, а не бледным, больным человеком, каким он был всего лишь несколько часов назад – за тем исключением, что в нем не было ни малейшего признака жизни.

Она знала, что должна была бы позвонить в "скорую", доставить его в реанимацию, где бы ему к груди приложили электроды, дали ему кислород, предприняли какие-нибудь героические медицинские меры…