Святослав Иванов - Подозрительные предметы

Дурость одна! А ещё газета – «газета врать не будет», как говорили раньше. И все остальные полосы – насквозь бредятина и гонор. Если газеты по-прежнему претендуют на то, чтобы отражать реальность, то сошли с ума либо все кругом, либо, что вероятнее, сами бумагомаратели. Либо, что ещё вероятнее, всеобщее помешательство кому-то выгодно.

Любое событие – даже самое мелкое, обыденное, случайное – всегда кому-нибудь да выгодно. Ну, не бывает иначе – об этом говорит мне весь мой профессиональный и житейский опыт.

И тот, кто сразу задаёт себе вопрос «Кому это выгодно?» и верно на него отвечает – способен в нужный момент сделать правильную ставку. И тогда любой поворот ситуации становится выгоден уже ему.

Бог, судьба, да даже и любимая нашим братом Невидимая рука рынка – не более, чем красивые концепты, созданные для того, чтобы кого-то подбодрить или запугать, а используемые так вообще для того, чтобы просто оправдать свою недальновидность или безответственность.

Штука в том, что в этой игре – в ней, как это сказать… – в ней нет общеизвестных правил, но это не означает, что они не действуют. Очень даже действуют. Как миленькие действуют.

Как миленькие, как миленькие, как миленькие… Странное слово, или нет, как это, словосочетание , да?

Оно отправляет меня куда-то в младшую школу, если не раньше, в совсем дремучее детство. Люди любят вспоминать свои детские годы, а я не могу. Скучно это было – всего-то и слов у меня. А потом вдруг стало весело – это, как я понял, я повзрослел. Судя по многим слышанным мною рассказам, обычно случается обратное. Но я же ведь никогда и не цеплялся за мечту «делать то, что я люблю», я, напротив, прагматично старался полюбить то, что я делаю. И то, чем я являюсь. Поэтому со временем стал не скучнее, а наоборот, интереснее – хотя бы для самого себя.

Интересно посмотреть, как я выгляжу со стороны – нет, не толстяк в дорогом костюме, сидящий за столом, который постепенно заполняется пышными яствами. И даже не директор успешной фирмы, которого сейчас придёт фотографировать известный журнальный фотограф. А просто – человек. Такого ведь не оценишь на глазок, только на зубок: расколешь – смотри не подавись!

Не слишком ли этот почтенный дядя самодовольничает? Вроде бы нет. По крайней мере, ему действительно есть чем гордиться. Не холодноват ли он? Здоровая холодность – мой закон выживания, тут уж ты либо холоден, либо ты хладный труп. Виноват ли он в чём-то? Да, водятся грехи, но не искупил ли он их совершённым добром?

Вдруг в голове отчётливо возник текст – будто бы какой-то проектор высветил его прямо на внутреннюю поверхность моего глаза. Я понял, что это из рассказа Чехова, который моя полоумная жена знала наизусть:

Но вот, наконец, показалась кухарка с блинами… Семен Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлепнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки… Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной… Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет!.. Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился… Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот…

Но тут его хватил апоплексический удар.

Я отправляю в рот вилку с грибом, но тут знакомый лик проступает на оконном стекле. Это моя жена – больная, кликуша – прислонилась снаружи к окну ресторана. Это же второй этаж… Корчит рожу. И я вроде бы тоже корчусь в ответ, хотя совершенно этого не желаю.

И никак не могу остановиться, вот ведь глупость какая!

Саймон Андерсон ходит очень аккуратно, ровно, будто держа на голове кувшин и стараясь его не расплескать. Спину он держит прямо, а руки по швам. Саймон – фотограф, и всё его тело напоминает крепкий штатив.

Он живёт в Москве уже лет пятнадцать, но до сих пор сохраняет британскую сдержанность и аккуратность, которые на родине в нём сильны не были – но здесь включились с новой силой, прокравшись даже в его походку: он перемещается по улицам, будто бы просачиваясь между прохожими.

Своей строгой походкой он вошёл в ресторан; тревожное оживление официантов само привело его к месту назначения – столу, за которым сидел его знакомый, бизнесмен Першиков. Надо было сделать фотографию.