Святослав Иванов - Подозрительные предметы

– Может быть, с ней можно просто поговорить? По-человечески с ней давно не разговаривали. И не ставили её на место.

– Андрей, не увиливай! Ей просто некому помочь, кроме тебя!

– А чем я-то могу помочь? Я не психиатр, я бизнесмен. Прошу заметить, совершенно в другой области. Мить, тормозни здесь, ага, ага, вот здесь.

– В том-то и дело, что бизнесмен. Деньги есть.

– Ну какие могут быть деньги, если человек – совсем того? Только квалифицированная медицинская помощь.

– Андрей, я тебе для этого и звоню…

– Настя, я совсем в этом не разбираюсь. Знаешь, как на упаковках лекарств пишут – «Проконсультируйтесь со специалистом». Вот и здесь тот же самый случай – проконсультируйтесь со специалистом, а не с бывшим мужем пациентки.

– Андрей, ну я тебя по-человечески прошу.

– Я так понимаю, у тебя нет под рукой интернета, и ты не знаешь, по какому номеру звонить в таких случаях. Я наведу справки и перезвоню. А пока можешь попробовать 03, вроде бы раньше этот номер помогал.

Родственники моей бывшей жены изводят меня уже лет десять – вроде бы через пару лет после нашего развода у неё поехала крыша, и она стала, как раньше говорили, кликушей. Ну я-то что могу с этим сделать? В костюме ангела спуститься к ней на верёвках и благословить её на выздоровление? Дать миллион, чтобы она поехала подлечиться в Карловы Вары? Или что?

– Здравствуйте, вам курящий или некурящий?

– Некурящий, пожалуйста.

– Ваше пальто.

– Минутчку.

Меня любезно проводят за стол, усаживают, раскрывают передо мной широченное меню, и тут ещё один звонок.

– Алло.

– Андрей Николаевич, это Саймон, по поводу фотографии.

– Да, Саймон, ну мы как и договаривались.

– Я буду минут через сорок.

– Хорошо, я как раз успею поесть, – усмехаюсь в трубку.

Саймон Андерсон – британец-фотограф, хороший малый, как-то с ним случайно познакомились и разговорились, он чудно говорит по-русски и прекрасно снимает. Сейчас я ему нужен для какого-то журнала – я уже и запамятовал, какого, – я им какой-то комментарий давал или что-то такое. Мне приятно увидеться со стариком Саймоном.

Я делаю заказ и отлучаюсь в туалет. Пока справляю нужду, смотрю вниз – пузо закрывает обзор, так что поднимаю глаза прямо перед собой: на стене висит карта Москвы – стилизованная под старину, но по топографии вполне современная. Вдруг вспоминаю про то фиолетово-розовое свечение на горизонте, которое я видел с высоты офиса – было оно где-то на западе, я даже запомнил ориентиры – высотные здания, между которыми этот источник света находится.

Черчу взглядом линии на карте: вот здесь мы, вот тут МГУ, тут Пётр Первый, свет, стало быть, где-то посередине… Чёрт, как раньше я этого не понял – вдалеке светилась не таинственная новостройка на западе города, а хорошо известное мне место – высотные дома на Новом Арбате, где по вечерам включают нарядную подсветку. Не раз я видел это вблизи, но совершенно не обратил на это внимания. А издалека это оказалось чем-то завораживающим и манящим.

У меня был довольно длинный заказ – я люблю обстоятельные трапезы – и когда я возвращаюсь из уборной, на стол уже начали накрывать; но я не приступаю к еде, пока не принесут всё – люблю оттянуть удовольствие.

Что-то такое вытворял мой прадед ещё в царские времена – выжидал, пока ему накроют на стол сразу всё, а потом накидывался на какую-нибудь гору блинов, как заправский удав – заглатывающий сразу всё и потом не нуждающийся в питании долгое время. Я продолжаю его традицию.

Все мои предки были самодостаточными людьми, которые добивались всего сами, несмотря на меняющиеся обстоятельства. Я терпеть не могу всё это нытьё про «страшный сталинский режим», который выжимал из людей все соки – в моей семье люди выжимали соки из себя и из жизни самостоятельно. Что бы у них не отнимали, они сами силой возвращали себе это сторицей – какая-нибудь тесноватая московская квартирка, попавшая под уплотнение, оборачивалась роскошной переделкинской дачей, утопленные фамильные драгоценности вдруг превращались в солидную зарплату, а на пару лет жизни в ссылке отвечали семьюдесятью годами крепкого здоровья. И по нарастающей.

Официант раздражает меня своей медлительностью – причём это не аккуратная неспешность, не обстоятельность и даже не благородство; это лень – а ух как я ненавижу лень! Трудись, рви своё, шевели батонами, бедняга, пока не настало твоё время заслуженно отдыхать.

Открываю газету – ну, не газету в полном смысле слова, а так – безделушку для тех, кто дожидается своего заказа. Там карикатура на ту известную фреску, где Господь и человек соединяют руки – только на карикатуре в руке у творца бутылка вина, которую тот уж было протянул человеку, но передумал и сказал «Отопью ещё». Подпись (почему-то стилизованная под старорусское письмо) гласит: «В этом ожидании Господь держит человека с незапамятных времён. Он показывает ему некоторые предназначенные ему блага, но в последний момент отказывается их ему давать. Человеку не терпится, он хочет отвернуться от Бога, но если он отвернётся, никаких благ он точно не получит, а пока он ждёт и верит, кое-какие шансы сохраняются».