Элена Ферранте - История о пропавшем ребенке [litres]

Как только дочку выписали, я исповедалась Лиле. Я хотела навести в своих мыслях порядок, найти баланс между чувством вины и гордостью за себя, еще раз поблагодарить Лилу и узнать у нее подробности болезни Иммы. Но Лила почти раздраженно ответила мне: «Брось, Лену, все прошло, твоя дочка поправилась. Сейчас есть проблемы посерьезнее». Я думала, она имеет в виду свои проблемы по работе, но оказалось, что проблемы у меня. Незадолго до болезни Иммы Лила узнала, что на меня подали в суд. Заявителем была Кармен.

Я испугалась. Я растерялась. Почему Кармен? Разве Кармен могла так со мной поступить?

Мое самодовольство мгновенно испарилось. К чувству вины перед Иммой добавился страх. Сейчас у меня отберут все, чем я обладаю: радость, славу, деньги. Мне было стыдно за себя и свое легкомыслие. «Мне надо срочно увидеться с Кармен», – сказала я Лиле. Она ответила, что не советует мне этого делать. У меня опять возникло ощущение, что она что-то недоговаривает, и, несмотря на ее совет, я отправилась к Кармен.

Первым делом я пошла на заправку, но Кармен там не оказалось. Меня встретил смущенный Роберто. О заявлении в суд он не сказал ни слова, сообщил только, что жена уехала с детьми к родственникам в Джульяно, а когда вернется, он не знает. Я тут же побежала к ним домой – проверить, не обманул ли он меня. Кармен или действительно скрылась в Джульяно, или просто не открывала дверь. Стояла невыносимая жара. Я прогулялась немного, чтобы успокоиться, и отправилась на поиски Антонио: уж он-то точно должен что-то знать. Я боялась, что не найду его, он вечно где-то пропадал. Но его жена сказала, что он пошел в парикмахерскую, и правда, там я его и застала. Я спросила, что ему известно об этом иске, но он не ответил, а начал жаловаться на местную школу, дескать, учителя придираются к его детям, потому что те говорят или на немецком, или на диалекте. А на каком им еще говорить, если итальянскому их не учат? Потом он вдруг тихо сказал:

– Хорошо, что ты пришла. Я хочу с тобой попрощаться.

– Ты что, уезжаешь? Куда?

– Назад, в Германию.

– Когда?

– Пока не знаю.

– А почему тогда прощаешься сейчас?

– Тебя разве застанешь? Мы редко видимся.

– Да ты меня и не искал.

– Ты меня тоже.

– Почему ты уезжаешь?

– Моей семье здесь плохо.

– Тебя Микеле выгоняет?

– Он приказывает, я исполняю.

– Значит, это он не желает видеть тебя в квартале?

Он опустил глаза и принялся внимательно изучать свои руки.

– У меня опять нервное истощение, – сказал он и заговорил о своей матери, Мелине, у которой были проблемы с головой.

– Оставишь ее на Аду?

– Нет, заберу с собой. У Ады и так забот полон рот. К тому же у меня и свой интерес имеется. Хочу посмотреть, что меня ждет в будущем.

– Она прожила тут всю жизнь. Ей в Германии будет плохо.

– Ей везде плохо. Хочешь совет?

Я поняла, что он готов перейти к главному.

– Давай.

– Уезжай и ты отсюда.

– Почему?

– Потому, что Лина думает, что вдвоем вы с ней непобедимы, а это не так. И я больше не смогу вам помогать.

– В чем?

Он недовольно покачал головой:

– Солара в бешенстве! Видела, как народ в квартале проголосовал?

– Нет.

– Они больше не контролируют выборы, как раньше.

– В смысле?

– Лине удалось перетянуть много голосов в пользу коммунистов.

– А я тут при чем?

– Марчелло и Микеле считают, что за всем, что происходит в квартале, стоит Лина. А за тобой особенно. Иск подала Кармен, но ее адвокаты – это люди Солара.

Я вернулась домой. Мне не хотелось видеть Лилу. Она не могла не знать о выборах и их результате, ввергнувшем в ярость Солара, которые поймали Кармен в западню. Лила специально выдавала мне информацию по капле. Я позвонила в издательство и пересказала директору все, что мне сообщил Антонио. «Пока это просто слух, ничего точно сказать не могу, но я очень волнуюсь!» Он пообещал, что попросит юридический отдел провести расследование и, как только что-то выяснит, перезвонит мне. «Что ты так разволновалась? – заключил он. – Книге это только на пользу!» «А мне нет, – думала я. – Я ошиблась. Нельзя мне было сюда возвращаться».

Шли дни, из издательства не звонили, зато, как удар в спину, домой прилетела повестка в суд. Я прочла ее и так и осталась стоять с открытым ртом. Кармен требовала от меня и от издательства изъятия книги из продажи и баснословной компенсации за оскорбление памяти ее матери Джузеппины. Я впервые держала в руках документ, который всем своим существом – названием, стилистикой, печатями – воплощал могущество закона. Возможно, будь я моложе, он не произвел бы на меня особого впечатления, но сейчас внушал настоящий ужас. Тут уж я побежала к Лиле. Рассказала, что происходит, и услышала в ответ: