Сергей Есин - Твербуль, или Логово вымысла

Какое волшебное место! Огромное пространство под полом тех самых хором, в которых изучаются литературные предметы. Сверху семинары, рассуждения, профессор машет рукой, трясет пегой бородой, студентки, семеня ножками, бегут в деканат на пересдачу, а внизу - тишина, бетонные перекрытия, низкие влажные стены с потеками плесени, узкие щели под потолком, из которых днем сочится тусклый свет, и вечно чадящая электрическая лампочка под потолком. Немножко, как и положено, капает, то ли с канализационных труб, то ли конденсат накапливается, но все это создает непередаваемую романтическую атмосферу средневековья. Смерть и жизнь - бутербродом, а я как прослоечка, вместо майонеза.

Место подходящее, выбранное самой судьбой. Когда-то, еще до революции, здесь, в этом самом флигеле, выходящем лицом не ко двору, как главное здание, а непосредственно на Тверской бульвар, находился филиал Новгородского банка. Как это близко - деньги и литература. Тогда в подвале, при грозной страже, наверное, хранились в сейфах разнообразные авуары и сладко шуршащая иностранная валюта. А потом вместо банка определено было пролетариатом быть на сем месте писательскому общежитию. Мы дети тех, кто выступал на бой с Центральной радой! Самое время повторить из истории литературы двадцатых-тридцатых годов литературные группы и объединения. Вот придумщики были, вот любили делиться и объединяться. Кто из "Кузницы", кто из "Перевала", кто из "Конструктивизма". Тьма существовала разных литературных объединений - пролетарские, крестьянские, лево-бухаринские, право-троцкистские. Почти как сейчас - в Москве нынче чуть ли не шесть писательских союзов. Ничего не поделаешь - смутное время. Будущие классики, тогда молодые, нахрапистые, облепили весь дом, будто пчелы. Во все щели понабились. С женами, домочадцами, детьми, тещами и деревенскими перинами. Как зато творили! Коллективная жизнь при индивидуальном творческом процессе. В каждой комнате-ячейке, за каждой загородкой проистекала своя интеллектуальная жизнь и писалась своя эпопея.

Но человеческое сознание, отбросившие, как не нужный хлам, недавние грёзы о башне из слоновой кости, определяется, известно, бытием. Именно поэтому, дабы бытие не страдало, сознание не конфликтовало с перманентным революционным процессом, а работало на благо текущего момента, организовали писателям в подвале нового общежития просторную кухню. Жизнь должна быть общей, коммунальной, у горячего котла с социалистической кашей. Пусть каждый пишет в своей индивидуальной ячейке, в собственном гнезде с неповторимым запахом собственного логова, а на кухне - коллективно общается. Как удивительно иногда время предвидит будущие общепринятые формы интеллектуального бытия!

Итак, картинка этой уже давно сгнившей и сгинувшей кухни отчетливо нарисовалась: старые газовые плиты, провисшие трубы, оборванные провода, капающие своды, гниль, запустенье, паутина, ветхость. И как только она нарисовалась, в тот же самый момент, синхронно, как в кино или на телевидении, я оказалась в середине этой картинки. Здравствуйте, я пришла! Так нарядная клоунесса кричит на манеже в цирке. И что же мне здесь увиделось? Ну, конечно, позолот никаких. Настоящие произведения, как известно, пишутся или в подвалах, или в мансардах. А если нынешняя власть опустила так называемого писателя на уровень плинтуса, - это совершенно справедливо. Воспринимать сей пассаж общественного устройства надо как энергичный призыв к творчеству!

Так что же я, как только растаяла некая лирическая мгла, навеянная подвальной сыростью, увидела? Ба, знакомые все лица! Сидят известные мне по предыдущим визитам и школьным программам корифеи в самых отвязных позах - кто на кирпичике, кто на гнилой доске или ржавой батарее парового отопления, кто просто на куче песка. Не совсем, конечно, живые, потому что сотканы из некоего виртуального тумана, как в гологафии - но на первый взгляд вполне объемны, живописны, узнаваемы. Приглядишься, кажется, даже, вполне вещественные, плотные и весомые. Заблуждаться здесь, правда, не следует: ткни пальцем, плоти-то и не почувствуешь, один материализовавшийся дух.

У каждого своя причина для явления именно здесь. Ведь у памятных мест - Дом Герцена, безусловно, таким представляется - есть, как и положено, есть свой гений. Еще древние римляне говорили: Genius loci. Пушкин, по слухам, любит подобным же образом обвеществляться в котельной бывшего Царскосельского лицея или кучерской Зимнего дворца. Но Пушкин аристократ, а тут другой контингент, более, так сказать, современный и социально ангажированный. Каждый жмется ближе к собственным воспоминаниям.