Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

В ВАК я был приглашён на 1700. Комиссия эта находилась в здании Министерства высшего и среднего специального образования СССР, что на улице Жданова (теперь - Рождественке). Как заканчивало работать Министерство, начинали работать секции ВАК. Я, показав приглашение, зашёл в помещение, нашёл нужную комнату, сел на свободный стул в коридоре и стал ждать вызова.

Надо сказать, что днём я успел зайти в ЦНИИС к Фёдорову и Недорезову. Впервые увидев их после Грузии, я понял, насколько они близки и дороги мне. Люди смотрят прямо в глаза, от них не ждёшь фальши, лицемерия, обмана. Если нужно сказать правду - они говорят её, им бояться некого. Даже трудно предположить, что они относятся к тому же роду, что и люди на Кавказе. Или это так мне повезло с моими знакомыми - тут и там?

Я рассказал Фёдорову о моём вызове в ВАК. Он сразу погрустнел, тихо проговорил: - Это козни Домбровского! - и продолжил, - Нурибей, ты должен знать, как он выглядит - это худой высокий, прямой старик с гривой седых волос. Он страшно близорук, носит очки с толстыми стёклами, постоянно щурится и держит бумажки, которые читает, у самого носа. Разговаривает очень эмоционально, умеет привлекать слушателей на свою сторону. Несмотря на умные речи, ни черта, - Дмитрий Иванович пристально посмотрел мне в глаза и повторил, - ни черта не понимает в науке! Уже не понимает, - поправился он, - наверное, раньше что-то и понимал. Он тут же будет хулить меня перед всеми, обвиняя во всех грехах, но ты соглашайся. - И, заметив, что я собираюсь возражать, повторил с металлическими нотками в голосе, - соглашайся, а то он впадёт в ярость. Я просто требую, чтобы ты соглашался, мне плевать на его мнение, а вреда он может принести много. Это очень опасный человек!

Имея такое напутствие Фёдорова, я сидел на стуле у дверей комнаты секции 'Строительные и дорожные машины', и смотрел на входящих туда людей. Проходили какие-то полные дамы, пожилые мужчины в помятых костюмах и с шаркающей походкой. И вдруг - я увидел именно того, кого описал мне Фёдоров: высокий, прямой, элегантный пожилой человек с длинными седыми волосами, одетый в отглаженный, отлично сидящий на нём серый костюм. Человек быстрой походкой зашёл в дверь, но я успел заметить, что он держал под мышкой - это был хорошо знакомый том моей диссертации в тёмно-коричневом коленкоровом переплёте.

- Домбровский! - с ужасом подумал я, и стал ждать вызова, как на Страшный суд.

Наконец из двери высунулась строгая женщина в очках и позвала: 'Гулиа!' Я поднялся и вошёл. Меня пригласили сесть на стул возле стены. Передо мной стоял длинный стол, за которым сидели входившие в комнату немолодые люди, совершенно безразлично, без всякого интереса, глядевшие на меня. Так глядят даже не на вазу, не на унитаз, а так глядят на штепсель, радиатор водяного отопления, стул, наконец. Без тени каких-либо эмоций, ни положительных (ваза), ни отрицательных (немытый унитаз).

- Слово предоставляется профессору Домбровскому Николаю Григорьевичу - эксперту по рассматриваемой работе.

Эксперт - это 'чёрный оппонент ВАК', - успел подумать я, и Домбровский начал говорить.

Говорил он быстро, читая по листку, который держал у самого носа. Речь, по сути дела, шла о том, что научный руководитель навязал диссертанту из пальца высосанную тему и заставил провести его весьма трудоёмкие исследования, включая сложный и опасный эксперимент. Ни малейшей пользы практике или науке из этой работы извлечь нельзя, это даром потраченный, огромный труд диссертанта! - заключил, уже не глядя в листок Домбровский.

- Всё ясно! - донёсся до меня голос одного из присутствующих - старика в помятом костюме. Он взглянул на часы и спросил у строгой женщины в очках: - есть там ещё кто-нибудь?

Строгая женщина покачала головой и сказала мне: - можете идти, наше решение вы получите по почте, у нас, как вы понимаете, ваш адрес есть!

Я вышел из ВАК в похоронном настроении. Зашёл в магазин, взял бутылку дагестанского портвейна и пошёл к метро. По дороге я догнал парочку экспертов ВАК, которые только что рассматривали мой вопрос - полную даму и старика в помятом костюме. Они медленно ковыляли, обсуждая, как ни странно, мой вопрос. Я ожидал какого-то сочувствия, защиты, что ли, но вот что я услышал:

- Странный человек этот Николай Григорьевич! Если диссертация ему не понравилась, зачем говорить о трудоёмких исследованиях? Ведь этим он затрудняет вынесение решения! - говорила полная дама.

- Да что там размышлять, отклонить и всё! - парировал старик в помятом костюме, - будем ещё голову ломать над ерундой!