Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

- Ну, ладно, давай триста рублей, я передам их инспектору, он положит твою работу в стопку утверждённых. Маразматики проголосуют оптом за всё, и тогда твой Домбровский тебе уже не страшен. У нас - сила в коллективе!

- Но у меня сейчас нет таких денег! - в ужасе пробормотал я.

- Нет сегодня, будут завтра! - жизнерадостно заключил Натаныч, - итак, завтра в три часа здесь же!

Я был в недоумении - где взять деньги. У Геракла - точно не будет таких с собой. Да ведь у меня есть в Москве дядя! - и я помчался к нему домой, не позвонив даже по телефону. Дядя оказался дома. Он подозрительно осмотрел меня, сказал, что в Москве без звонка не принято заявляться, и спросил, в чём дело.

Я сбивчиво рассказал ему всё, как было, и попросил триста рублей взаймы. - Мне больше негде взять! - взмолился я.

У дяди задёргался глаз.

- На взятки - никогда! Попросил бы на жизнь, сказал бы, что голодаешь - дал бы. Но на авантюру, на взятку - не дам! Попадутся твои дружки, потянут тебя, а откуда деньги - от меня! И поехало-покатилось! Я ничего не слышал от тебя и не видел тебя сегодня! - закончил дядя, и я ушёл не солоно хлебавши.

Я стал успокаивать себя, что всё равно ничем Натаныч уже помочь мне не сможет, только обдерут ещё на триста рублей. А дома всё рассказал Тане, благо Геракла с Тосей сегодня в гостях не было. Таня всё восприняла серьёзно.

- Ты знаешь, у нас многое сейчас таким образом и делается. И я удивлена словам твоего дяди, что он жизни не знает, что ли? Я дам тебе эти триста рублей, у меня они на книжке, только обещай, что вернёшь, ладно? А то трудом всё заработала!

Мы с Таней вышли из дома, перешли улицу и зашли в сберкассу. Народу не было, Таня быстро сняла с книжки нужную сумму и там же передала мне. Я опять понял, что многого не смыслю в жизни. В первую очередь я ожидал помощи от богатого дяди, но ошибся. Может быть, действительно надо было соврать, не говорить правды. Конечно же, дядя опасался за своё достаточно высокое положение в обществе и знал, что в случае чего, я и на суде правду скажу. Но от Тани, с которой у меня были даже не семейные, а любовные отношения, и которая сама нуждалась в деньгах, я такого поступка не ожидал. Да за любовь люди не то, что деньги, жизнь отдают! Но всё это для меня было в книжках, а чтобы в жизни - впервые! Я, конечно же, сразу переслал Тане деньги, как только вернулся в Тбилиси. Перезанял, у кого смог, и выслал.

Назавтра я снова встретился с Натанычем на том же месте, в тот же час. Он снова спешил, взял деньги, не пересчитывая, а на прощанье сказал:

- Что ж, старик, на это уйдёт месяца два, не меньше. К лету получишь извещение! Бывай! - и исчез как Коровьев или Азазелло, уже не помню, кто из них исчезал так внезапно.

Когда я в последние годы вспоминал этого Натаныча, то понимал, что он очень уж похож лицом на кого-то из известных авантюристов. А недавно понял - на Березовского, молодого Березовского. Простите - уже Платона Еленина, ведь он поменял фамилию, как некогда Апфельбаум на Радомысльского! И чтож - всё, как в любимом мной Фаусте: вроде, Натаныч, являясь 'частью той силы, которая должна творить зло', в данном случае сотворила благо! Причём - обьективно!

Постепенно прошла неделя, выделенная нам с Гераклом на пребывание в Москве. Мы подписали наши командировочные удостоверения в ЦНИИСе, устроили прощальный ужин в ресторане на знаменитом третьем этаже 'Москвы' и поехали на Курский вокзал. Таня с Тосей проводили нас, дождавшись отхода поезда, и идя за вагоном, махали нам руками.

Прощаясь на вокзале, Таня отвела меня в сторону, и кроме слов любви, которые были взаимными, предупредила меня, чтобы я не трепался о делах с Натанычем никому, особенно Гераклу, даже по-пьянке.

- Он очень плохой человек, я это нутром почувствовала, опасайся его и не сближайся с ним! - на прощанье сказала мне она.

Итак, поезд отошёл, и мы с Гераклом принялись за наше любимое занятие - пьянку. Он утешал меня, что всё будет хорошо, что даже если всё будет не так, как хотелось бы, то у меня хоть есть жена и любимая женщина, а у него - Геракла, и этого нет.

Жена Геракла неожиданно умерла от острого панкреатита в возрасте двадцати девяти лет. Это случилось ещё до моего поступления на работу в Тбилиси, во время последнего визита с посещением академика Трили и встречей с классиком - академиком Мусхелишвили. Я был на панихиде в доме Геракла и видел, как он убивался от горя. Жена была гораздо моложе Геракла, и он её очень любил. Мне показалось, что он слегка 'тронулся' после смерти жены, стал немного неадекватным.