Максим Веселов - Дом без приведений

К Мише никто не приходил. Ваня читал sms-ки в Мишином телефоне, к которым тот и не притрагивался. Друзья сообщали, что они душой с ним, что желают ему самого лучшего, поскорее решить все семейные неурядицы, выписали ему отпуск, не хотят быть невеждами и беспокоить его в столь тяжёлую минуту, ждут его… Ване запрещали Правила обнаруживаться, иначе он хотя бы объэsmsил всех друзей Миши, вопя маленькими электронными буковками, что человека надо спасать, что надо быть рядом в это время… Нельзя. Правила. Миша чах, как забытый на солнцепёке цветок без поливки. Миша заканчивался. Сусанин бился головой об стену, уразумев, что завёл семью не туда.

Сейчас же, он просто сидел на краю разворошенной кровати, мерно раскачивался из стороны в сторону, и пытался сформулировать, что он скажет на Собрании. Такого позорного для Образов случая в истории их дома ещё не было. Пронзительно требовалось чудо. Причём, как можно скорее — Миша с минуты на минуту должен был вернуться от ларька с сигаретами и коробкой чая, этот полупродовольственный тандем скоро его убьёт.

В замочной скважине зашумело, а чуда всё ещё не было.

Пришёл Миша, долго возился с башмаками — он сильно ослаб за последние дни. По дороге на кухню, заглянул в зал и вдруг застыл, оторопело уставившись на Сусанина. Иван уловил Мишин взгляд и вздрогнул всем естеством: он забыл сделать Образ прозрачным! Задумался и забыл. Миша выронил упаковку чая, слабо облокотился о косяк двери и стал сползать на пол.

Сусанину больше ничего не пришло в голову, как подскочить к Мише, подхватить чай и услужливо протянуть упаковку человеку. Когда он осознал свой поступок, то готов был провалиться сквозь пол, сразу — в тридцать седьмую, на растерзание Дзержинскому. Было поздно, человек заговорил с ним.

— Так вот кто всё это мне устроил… Я же так и понял, что — мистика творится, что такого просто не бывает… Ахх, ты, чёрт рогатый…

Миша полуприкрыл от стресса веки, но продолжал следить за существом, как бы исподлобья. Перед ним в нерешительности стоял старичок, сильно смахивавший на персонажа какой-то исторической картинки, которую Вика прилепила на обои в кухне, прикрывая царапину на них.

— Извините, Михаил Фёдорович, я не чёрт.

— Вижу, сука. Рогов нет. Сейчас будут.

Но сам хозяин не шевелился, силы оставили его. Он просто сидел на полу, опершись о дерево косяка, и разглядывал странного гостя. Угроза была лишь эмоциональной.

— Тебе, гад, зачем всё это надо было? Издевался? Ради чего? Тешился, а?

— Что вы, Михаил Фёдорович, я думал — вас спасаю. Я думал, вас Вика заставляет монетки мне класть. А вы работали столько, что уж и непонятно было — писатель вы, или водолаз…

— Думал он. Думал! Он думал! Ашизеть!!! А ты меня спросил?! Ну и кто я теперь? Водолазнутый писатель или писанутый водолаз?!

— Не ругайтесь так, — взмолилось нечто с чаем в руке. — Нам нельзя спрашивать у вас. У людей. А так, только что догадаемся, то и наше…

— Ваше… Чудовище! Что тут ваше? Мы, что ли — ваши? Тебе кто право дал к нам лезть?

— У нас работа такая. Точнее… жизнь. Мы и не лезем особо, только так, когда надо что б как лучше…

— Черномырдина знаешь?

— Это из сорок девятой? Эээ, нет, там Чернопольский… Из двадцатой?

— Из хренадцатой! Ладно, проехали. Как лучше они хотят, суки. Знай, недоделыш: все, кто хотят как лучше, получают в конце концов по морде! В общем, мне всё ясно. Это ты, гад, всё тут натворил. Боооже, аж скала с плеч. Значит, шанс есть. В общем так: ты натворил, ты и выруливай.

— А как? — чуть не плача промямлил старик.

— А как хочешь. Ты хоть понимаешь, что ты натворил?

— Что?

— Ты забрал у меня жизнь. Вот и верни мне — жизнь. Я пойду на корабль схожу, скажу своим, что со мною всё в порядке, пожру что-нибудь. Помоюсь. А ты — выруливай. И если не вернёшь её, я приведу сюда буддистов и попрошу сутки петь «Махакалу», знаешь, что это такое?!

— Ззззнаю… разорвёт нас тут всех…

— Значит, знаешь. Значит — вернёшь.

Хозяин стал тяжело подниматься, теперь — вверх по косяку. Конечно, Сусанин перепугался, но в том, что он мигом подставил плечё Мише, помогая тому встать, небыло плебейства, это был искренне дружеский порыв. И Миша это почувствовал. Он даже чуть улыбнулся и слегка потрепал горемыку по всклоченной шевелюре, заодно удивляясь плотности этой едва зримой тени.

— А они вам sms-ки слали, там полный телефон забит. Они вас любят, просто не хотели беспокоить, думали, так лучше… — и Иван осёкся.