Мари Осмундсен - Благие дела

Самоклеющиеся этикетки, конверты, карандаши (4М, 2М, ТМ, 2Т), бумажные мячики на резинке. Рядом на полке мука: ситная пшеничная в двухкилограммовой расфасовке, ситная пшеничная в однокилограммовой расфасовке, крупчатка в однокилограммовых пакетах, крупчатка второго размола, ржаная мука, картофельная мука, пластины желатина, лак для волос, какао, замороженные рыбные крокеты; несметные запасы молока, сыра и масла в самой разной упаковке, бечевка, дезодорант и присыпка для младенцев, консервированные кальмары (португальские) и крахмал «Крэкфри», на пачке которого было почему-то помещено сине-белое изображение Карианниной матери, многократно повторенное, с застывшей улыбкой. От этого Карианна и пробудилась, поскольку не могла взять в толк, как бедняжку маму угораздило кончить свои дни в виде рекламы для крахмала.

Да нет, умерла все-таки не мама, а Мимми…

Вероятно, на ее же счет надо было отнести и последовавший за Карианниным пробуждением досадный эпизод — Мимми ведь действительно умерла, а покойные, недавно кремированные бабушки обычно не сидят на скамейках в Стенспаркене, греясь на солнышке. Одурманенная солнцем, дремотой и своими видениями, Карианна приняла за бабушку сидевшую на скамейке пожилую даму.

У Мимми были точно такие же волосы: густые седые волосы с золотистым отливом. Ни одной парикмахерше Мимми не позволила подкрасить свои кудри голубым.

Но Мимми была особой весьма полной и преклонных лет. Дама же на скамейке оказалась довольно стройной хорошо ухоженной и лет шестидесяти, во всяком случае, ненамного старше. Она старательно меняла пеленку пухлому малышу нежно-шоколадного цвета, с курчавыми черными волосами и светлыми ладошками.

Карианна поднялась с травы, завязала на себе индийскую юбку из хлопка и надела через голову кофточку; мимоходом она бросила взгляд на женщину с ребенком, причем сделала это просто и буднично, совершенно естественно, как нечто само собой разумеющееся.

Во всем было виновато солнце… и еще Мимми. Карианна отнюдь не имела такой привычки — затевать разговоры с пожилыми дамами, которые сидят на лавочке и меняют пеленки своему шоколадно-коричневому внуку.

Внуку… Вот еще! Он ей никакой не внук! Дама просто приглядывает за ним… После чего следует длинная история, торопливый, сбивчивый рассказ, сопровождаемый неизменной улыбкой. Правда, он красавчик? Все так говорят… Они с Карстеном прекрасно поладили, ну да, его зовут Карстен, конечно, он приемный, да-да, она знакома с его родителями, вернее, с приемными родителями, очень симпатичная пара, мать еще училась в одном классе с ее дочкой, а дочка вышла замуж за архитектора из Тронхейма, так что внуков она видит очень редко, а теперь няня, к которой водили Карстена, заболела, и бедная мать, сами понимаете, сбилась с ног, то есть не настоящая мать, а приемная. И ясное дело, надо было помочь, а ей от этого одно удовольствие, малыш всегда в хорошем настроении, они с ним большие друзья, он такой баловник и такой музыкальный…

Если тебе все время улыбаются, трудно остаться в стороне, от тебя как бы требуют дополнительного усилия, отдачи. Карианна улыбалась в ответ. Да-да, говорила она. И: Подумать только, и: Пожалуй.

Невероятно. Жаркий летний день в Осло, припекающее солнце покрывает серый асфальт тонким слоем позолоты, словно пленкой, словно корочкой, за которой скрывается суть: тоннели, прорытые в горе у тебя под ногами, толстые кабели, проводящие ток в тридцать тысяч вольт, канализационные трубы. Они бок о бок шли по тропинке, круто пускавшейся к Фагерборгской церкви, и улыбались друг другу — седовласая дама в голубом свитере с узором и белой плиссированной юбке, темнокожий младенец в коляске и Карианна в босоножках и с простодушным загорелым личиком выглядывавшим из-под светлой, выгоревшей челки. И с узкой полоской на безымянном пальце правой руки, от кольца, оставшегося лежать на стеклянной полке в ванной, в квартире у Мимми.

Карианна всегда располагала к себе пожилых дам. У нее был свежий, опрятный вид, крепкие белые зубы, и она улыбалась.

Седовласая дама тоже улыбалась. И продолжала болтать. Карианна перестала слушать, что та рассказывает: она отключилась и впоследствии не могла точно разобраться, что дама говорила, а чего не говорила, что было сказано раньше, что позже, а что вообще было плодом ее собственного воображения.

Нет, так не бывает, думала она, такого не случается в реальной жизни, с реальными людьми, такое невозможно с человеческими чувствами, с моими чувствами.

Читать дальше