Мари Осмундсен - Благие дела

У девушек — у хорошеньких девушек — были мягкие, уверенные движения, девушки смеялись губами и всем телом, кокетничали плечами, кончиками пальцев, каждой своей черточкой; красивые ребята были в чем-то схожи с ними, а в чем-то несхожи: в них была некая невозмутимость, было некое самоуверенное тщеславие, которое делало их менее подверженными беспокойству. Может, они были глупее? Глупо считать, что все в твоих руках, размышляла Карианна, глупо считать, что ты можешь вертеть миром, как хочешь, глупо не остановиться на минуту и не задуматься, все ли открытые улыбки действительно искренни…

И тем не менее им как будто удавалось так жить, все устраивалось по их желанию.

Бедра, у кого-то узкие, а у кого-то широкие, плечи, у кого-то широкие, а у кого-то узкие; животы, большие или плоские; ноги, длинные или короткие; белые рубашки, красные майки, красные майки в полоску, белые майки с эмблемой спереди, джинсы, хлопчатобумажные блузки, индийские платья; носы — рубильником и приплюснутые, карие глаза, светлые волосы, еще светлые волосы — вьющиеся, еще светлые волосы — короткие, длинные черные косы, поросль волос на верхней губе и на подбородке, груди — с большими сосками, с маленькими сосками и почти без сосков; туфли на высоком каблуке или на платформе, босоножки, черные пояса с блестящими заклепками красные ногти, зеленые веки, кружева, пикантно выглядывающие из-под юбки, пиджаки, обнаженные спины, басы и баритоны, визгливые голоса, норвежский-англнйский-немецкий-датский-шведский; набитый бумажник, тощий кошелек, чековая книжка; острые коленки; кожа — коричневая, черная, белая.

В общем-то, все эти детали сложены воедино более или менее одинаковым способом, думала Карианна — она была навеселе и потому склонна к философствованию. Когда доходит до дела, подробности несущественны. Зачем придираться к тому, кто с кем уйдет домой? У большинства ведь есть два глаза, нос, рот, у большинства по две руки и ноги, приделанных к туловищу с разных сторон… Правда, кое-какие органы у мужчины и женщины устроены по-разному, так что для обзаведения детьми желательны два разнополых существа. В остальном же, на ее взгляд, все люди похожи.

Карианна потеряла счет кружкам, которые влила в себя. Завтра на работу. Неуютно возвращаться вечером одной, но надо — именно потому, что это не очень приятно. Раз-два-три. К счастью, шла она ровно, не качаясь. Хорошо немного размяться. Идти по улице. Семимильными шагами. Воздух освежает легкие и голову. Чудесно.

Карианна неуклонно продвигалась к цели: через Дворцовый парк, от него по Парквейен, потом вверх по Пилестредет и во двор светло-желтого дома на Тересесгате.

На работе она занималась перерисовкой чертежа: просто и малоинтересно. Мысли ее перескакивали с одного на другое. Она не находила в старом чертеже ни единой ошибки, которую можно было бы исправить, никакого повода для детективной работы, ничего, к чему можно было бы придраться. Рутина. А впрочем, по-своему даже неплохо.

На обратном пути Карианна зашла за велосипедом и уже на нем доехала до Грюнерлёкки, поэтому домой она добралась позже обычного.

Бьёрн читал, устроившись на синем диване. Когда она вошла, он поднял глаза.

— Привет, — сказала Карианна.

— Привет, — отозвался он.

Она застыла посреди гостиной, глядя на Бьёрна. Он по-прежнему не отрывался от книга.

И если бы Карианна Хьюс подчинялась законам природы, она бы теперь поступила следующим образом:

Подошла бы к Бьёрну и села рядом с ним на диван. Возможно, взяла бы его за руку или прижалась щекой к его плечу. Спросила бы, не сердится ли он. Скорее всего, он ответил бы «нет», и тем не менее для нее было бы естественно попросить прощения за то, что она, не договорившись с ним, осталась ночевать в квартире Мимми. Резонно предположить, что тут он мог бы скрепя сердце признать: конечно, он был разочарован, когда она не вернулась домой. (Не рассердился, нет, а был разочарован! )Она все понимает, сказала бы Карианна, просто вчера она была не в состоянии обсуждать это, не в состоянии даже пойти домой; ей ведь сейчас нелегко… из-за того, что случилось с Мимми. Главное было — нащупать верный тон: говорить негромко, по-деловому и в то же время просительно. Скорее всего, он бы в этом месте обернулся и окинул ее снисходительно-скептическим взглядом (Карианна не пролила ни слезинки, когда получила известие о смерти бабушки, и вела себя внешне совершенно нормально, была спокойна, практична, улыбалась). С ее стороны, ни в коем случае нельзя было показать, что она заметила его недоверие. (Легкое поднятие бровей, округлых темных бровей, выглядывавших из-под седеющей челки: это еще что за выдумки? Само собой разумеется, он понимает, как она грустит по Мимми!) Лучше всего, конечно, если бы Карианне удалось заплакать: скептицизм в голубых глазах уступил бы место заботливости, участию; наконец, сменился бы облегчением. Плач был бы тут как нельзя более уместен… и не представлял бы угрозы (никакого повода для беспокойства, мир ведь не рухнет оттого, что Карианна немного всплакнет).