Герда Антти - Земные заботы

Наверное, кое-что об этом ученые уже знают, необъяснимого на свете не так много, если на то пошло. Вот они и прочесывают нас своей гребенкой, у которой расстояние между зубьями — пятьдесят лет, и выводят свое среднестатистическое. Все только и говорят про это среднестатистическое, к месту и не к месту. Для ученых среднестатистическое — это истина в последней инстанции. Из всех величин они предпочитают среднюю.

Только из этого среднестатистического я ничего о себе не узнаю, и Дорис о себе — тоже. Насчет Стуре трудно сказать, достанет ли у него вообще любопытства этим интересоваться.

Каждый человек оказывается в центре нескольких кругов людей, один круг к нему ближе, другой дальше. У всех свои круги, иногда они частично или полностью совпадают друг с другом. Интересно было бы взглянуть на все это сверху. Ближайший ко мне круг состоял бы из тех людей, что сидят сейчас на веранде, не хватает только моей дочери Карин, ее мужа Бу и их детей, Енса и Эвы, а также моей матери и брата Густена. Правда, мама и Густен бывают у нас редко. Мама уже несколько лет лежит в отделении для хроников, она совсем плоха, а вот Густен — чем реже я его вижу, тем лучше; он тоже, по-видимому, так считает, особенно с тех пор, как взял у меня взаймы. Если хочешь избавиться от кого-нибудь, дай ему взаймы. Я, правда, не ожидала, что сделаю такую глупость, однако сделала, дала Густену деньги и ничего не сказала об этом Стуре. Не знаю, что хуже. Если Густен не вернет мне долг до подачи налоговой декларации, то я пропала, я просто со стыда сгорю. Самое скверное, что стыдиться приходится собственной «доброты», я-то думала, что с нею давно покончено, но с таким же успехом можно считать, что покончено и с глупостью; если б я поверила в это, то была бы последней дурой. Неприятно, если по твоей вине кто-нибудь станет корить себя за глупость, которую допустил, считая, что совершает добрый поступок, но Густен не из тех, кто будет казниться из-за таких пустяков: я для него просто дура, которая вообразила, что выцарапает у него обратно свои деньги. Такой уж он человек. Я рассказала об этом только Дорис, и она предложила дать мне взаймы, чтобы я положила нужную сумму в банк, если Густен не вернет долг до Рождества, но для этого ей придется открыть все Хеннингу, а если Стуре узнает, что им я обо всем рассказала, а ему нет, будет скандал. Всякий раз при мысли о Густене у меня ноет под ложечкой. Увы, совершив глупость, можно утешаться только тем, что именно эту глупость в другой раз не совершишь. Но ведь еще не совершенных глупостей тьма-тьмущая, как сорняков на огромном капустном поле — их можно выпалывать всю жизнь.

Вот почему Густен к нам глаз не кажет.

Враги человеку домашние его. Первородный грех снят с людей только на бумаге. Почти все, кого я знаю, терпят неприятности от своих близких. На чужого можно плюнуть, а вот с близким так не поступишь. Близкие даны нам свыше для полноты жизни. Жизнь со всеми ее тяготами должна проникнуть в человека, овладеть им, а то ему будет слишком легко и приятно, того и гляди перестанет развиваться. Это мое мнение. Густену скоро пятьдесят, а он все как ребенок, я уже потеряла надежду, что он когда-нибудь повзрослеет. Я думала, ладно, жизнь ему еще покажет, и она действительно показывала, но ему все нипочем, он как резиновый мячик. Когда ему трудно, он лжет и изворачивается, норовит свалить свою вину на всех и вся, у него всегда в запасе тысяча оправданий, и он выдает их одно за другим; вполне допускаю, что он и сам верит тому, что говорит, но от этого не легче. Он щедро раздает обещания и не выполняет их, однако ему и горя мало. По-моему, тот, кто так живет, неспособен на глубокие переживания, ведь он ничего не принимает близко к сердцу.

Чуть ли не каждый разговор он начинает так: честно тебе скажу или скажу тебе все, как есть. Глядит на тебя своими телячьими глазами и лжет. Но кто же станет утверждать, что в телячьих глазах отражается прежде всего честность? Теперь, когда мне говорят: честно тебе скажу, — я сразу готовлюсь к худшему и жду, что же за этим последует. Вдруг на этот раз мои предчувствия не оправдаются, хотя бы для разнообразия? Вдруг моему собеседнику или собеседнице придет в голову блажь сказать правду? Но если человек привык лгать, не надо думать, что он вдруг скажет правду, не так это просто для того, кто всегда лжет. Так же, как не надо думать, что стоит закинуть удочку, и у тебя сразу клюнет. Такова суть Густена, набросок портрета. У него в Гудхеме малярная фирма. Зарабатывает он достаточно, даже больше, чем нужно, любит только пустить деньги на ветер, а после ухода жены и совсем загулял. Она-то от развода только выиграла, ей бы давно следовало его бросить. Словом, жизнь Густена учит-учит, однако наука ему не в прок.