Иван Филоненко - Земные наши заботы

В новой книге Ивана Филоненко собраны его лучшие очерки последних лет, печатавшиеся в журналах «Октябрь», «Москва», «Наш современник», «Сельская новь» и в других изданиях. Герои очерков — наши современники, труженики Нечерноземья, люди, посвятившие свою жизнь преобразованию коренных земель России. Читатель найдет здесь размышления о перспективах дальнейшего развития колхозной деревни, о роли науки в решении Продовольственной программы партии, о морально–этических факторах, влияющих на жизнь сегодняшнего села.

Художник Николай КРЫЛОВ

© Издательство «Советский писатель» 1983 г.

Хлеб… Помню я те далекие, но будто бы и совсем недавние годы, когда мы, мальчишки, чтобы отоварить хлебную карточку, собирались у ларька с вечера. Занимали очередь, всю ночь толкались, развлекались, как могли, лишь бы не озябнуть, лишь бы скоротать время, забыть о голоде и дождаться утра, когда от пекарни покажется фургон чуть больше собачьей конуры, водруженный летом на телегу, зимой — на сани, когда откроется наглухо закрытое досками окошко ларька, когда объявят сурово и неумолимо: «Хлеб сегодня получат столько–то человек».

И наступала тишина — каждый молча смотрел на номер, написанный на ладони химическим карандашом. Но тишина и смотрение продолжались лишь мгновение. Начиналось движение: счастливчики втискивались на свои места так плотно, что уже никакая сила не могла, вырвать, вытолкнуть их из очереди, как никакой силой, если прозевал этот момент, не вклиниться было в очередь, а значит, и не добраться до заветного окошка, и номер на ладони оказывался «пустым номером» в буквальном смысле. Значит, скажут дома, зря всю ночь прогулял. Значит, придется «зубы на полку» до следующего утра.

Но уж если повезло — радость в доме и лад, потому что не было ничего дороже хлеба, тоже в буквальном смысле. Любые драгоценности — золото, кольца, — предлагавшиеся в обмен, лишь окидывались небрежным взглядом. Все это презрительно именовалось «барахлом». А на барахло кто же поменяет; кто отдаст краюху ржаного хлеба, кто же отдаст жизнь за безделушки?

Многие мальчишки ушли в те годы из школы в поле — недоучившись, не набегав отмеренное на ребячий век количество километров по лесам, оврагам, улицам. Пошли растить хлеб. На смену отцам, которые были на фронте.

— Помню майский день сорок второго. Посевная. Я взял горсть пшеницы — и вдруг… нет, не понял, скорее почувствовал, как чувствуют боль или радость: в моих мальчишеских руках — жизнь…

Эти слова скажет через тридцать с лишним лет знатный хлебороб Василий Макарович Чердинцев. А я слушал его и думал: да это же он и кормил меня хлебом. Не только меня, многих. А было Васе чуть больше пятнадцати, когда доверили ему сеялку и широкое поле, которое засеять надо. Хорошо засеять, чтобы добрый хлеб вызрел.

— Это деталь можно другую сделать, если ошибся, брак допустил. У хлебороба такой возможности нет — не пересеешь, — добавил он задумчиво.

Не пересеешь… Пожнешь то, что посеешь… Истина, ставшая пословицей, которой политик пользуется и воин, воспитатель и юрист, и вовсе не в речах о хлебном поле.

И я впервые с такой четкой ясностью понял: а ведь именно труд хлебороба и является своего рода пробой для всего человечества, мерой совести и отношения к делу, к жизни: от добра добро взрастишь, от зла — зло. Словом, неминуемо пожнешь то, что посеешь. И не исправить ошибку, брак, потому что природа не стоит на месте, в природе всему свой срок, требующий от человека разумных действий. Неразумные ей не нужны — за них она наказывает.

Через всю свою жизнь пронес Василий Макарович то первое осознание своей роли, своего места на земле. И каждый раз, выводя сеялки в поле, волновался: не оплошать бы! Весне не скажешь: подожди. Весна, как и прожитый день, не повторится. Каждую жатву испытывал счастье, глядя, как течет из бункера в кузов машины золотое зерно. Каждую осень с торжественным благоговением брал в руки каравай из новины, из хлеба нового урожая — и напоминал он ему широкое поле с волнующимися на ветру колосьями, бесконечные валки, трудную жатву. Да, трудную, потому что не бывает легких жатв, не припомнит таких на своему веку ни один хлебороб.

Были и урожайные годы, и недороды, было радостно на душе и тяжко.

Радостно, когда колос крупный и полный, когда голубое небо над спелой нивой, когда ночи звездные, безоблачные, когда комбайн «настроен» на работу. Да, именно настроен: идет и идет послушно, ровно гудит мотор, мерно вращается мотовило и шуршат по полотну колосья, течет в бункер зерно, а из бункера — в машину, идущую рядом с комбайном. И похожи в эти минуты комбайн и машина на птицу и птенца, которого птица кормит. И вот он, накормленный, отяжелевший, медленно и неуклюже «улетает» от нее, чтобы снова вернуться с пустым кузовом. Пахнет землей, сухим зерном и соломой.