Уильям Голдинг - Пирамида

— Мама родная. Надо же, вот ведь уродский инструмент! И зачем такое?

— Я отдаю ею честь мистеру Клеймору.

Генри ничего не сказал, и мы, стоя рядом, разглядывали алебарду.

Клинок из листового железа, выкрашенного под серебро. Потом кисточки, кисточки, потом выкрашенная красной краской деревянная рукоять. Я протянул руку.

— Осторожно, ххоссподи! Не подсохло! Когда представление? В полвосьмого вроде?

— Что же мне делать? У тебя будет открыто, нет?

— Только для заправки. Мы ее где-нибудь оставим, а вы потом заберете. Несите ту чурку, а эту — я.

С величайшими предосторожностями мы вытащили алебарду на волю и проследовали с нею к открытому гаражу, не содержавшему ничего, кроме малолитражки мисс Долиш. И пристроили ее на бетоне у стенки.

— Вот, — сказал Генри. — До последней минуты ее оставляйте, мастер Оливер.

— Она мне раньше десяти и не понадобится. Ну, до полдесятого. Это для последней сцены, понимаешь?

— Подсохнет. Обещать, конечно, ничего не обещаю. Но так думаю — подсохнет. Брюки у вас не в краске?

— Нет. По-моему, нет.

— Ххоссподи. Эти, что ли, оксфордские брюки называются?

— Модные.

— Ботинки зато чистить не надо. Экономия труда, как-никак. Ладно, мастер Оливер. Значит, попозже-попозже ее заберете.

— Спасибо.

Я побежал домой и застал маму за созданием моей шляпы. Она все еще пребывала в состоянии сдерживаемого восторга. Скандал с мистером Клеймором его только, как ни странно, усугубил.

— Поди-ка сюда, детка. Примерь.

Шляпа блином сидела у меня на макушке.

— Отцовская голова, — сказала счастливая мама. — Ленту вынуть придется.

— Где я переоденусь, мама?

— Здесь, конечно! Где же еще?

— Я думал...

— Скажи спасибо, что мы совсем рядом живем. Младшему Смиту приходилось, бедняжке, тащиться из такой дали! И в совершенно мокром костюме! Уэртуисли отдали дамам свою приемную. Конечно, до прошлой недели они могли рассчитывать на приемную мэра. Только бы снова дождь не полил! Какая жалость, что у нас нет настоящего театра!

— И по-твоему, я в этом виде выйду на у-улицу!

— Прекрати, Оливер!

— Цыганом? Бифитером?

— Примерь-ка еще. Не напяливай так, я же ленту вынула, оцарапаешься. Господи, нет! Придется сзади разрезать. Ты успеешь постричься?

— Нет!

— Ты не очень-то идешь навстречу, детка. Да, кстати, я принесла тебе из мясной изумительное жабо. Мистер Дэнфорд такая прелесть.

— На у-улицу!!

— Не понимаю, почему вы оба так не хотите пойти навстречу. Твой отец, например... ну да ладно... Подумай, как мистер Харви, например, проделывает весь этот путь от Бамстедской церкви на своей крошечной машинке, со своим контрабасом сзади и своей, между прочим, завтрашней проповедью впереди! Стыдись, Оливер! Тебе должно быть стыдно, ведь когда мистер Харви был еще молодым человеком, он волок свой контрабас за велосипедом! У меня дух, бывало, перехватывало, когда он катил с горы из лесу и то и дело чуть не попадал под свой контрабас. И когда он влетал на Старый мост — о, это, я тебе скажу, было такое облегчение! Ка-аждый раз, когда в Стилборне исполнялась музыка, он крутил педали через весь лес — хотя на годик-другой ему, конечно, пришлось прерваться, когда на него свалился этот воз сена. Старик Воробей был пьян, и я все думаю, какое счастье, что его сын сразу стал перекидывать этот воз вилами и, обнаружив контрабас, моментально, конечно, понял, кто там лежит.

— Послушай, мама...

— К сожалению, нам, наверно, придется еще чуть-чуть разрезать. Ах, детка, надеюсь, там столько мозгов! Нет. Есть люди, с которыми просто что-то вечно случается. Ты, например. Помнишь, детка, как ты упал в пианино? Конечно, теперь-то он постарел и, между нами, стал глуховат. Такая жалость. В четверг спутал номера на пюпитре и сыграл не тот. Хорошо еще, оба были на три четверти...

— Они все на три четверти. Всегда.

— ... так что все сошло, потому что одно ум-па-па не слишком отличается от другого ум-па-па, правда? Только он, к сожалению, продолжал свои ум-па-па, когда все остальные уже кончили, — и довольно долго. В результате, как ты мо-ожешь себе представить, детка, зал решил, что так надо, и не стал хлопать. Мистер Клеймор просто позеленел от злости.

— Да. Могу себе представить.

— А ты не обращай внимания на мистера Клеймора, Оливер! Наш режиссер мистер де Трейси. Делай все, как он тебе скажет.

— А кого он играет?

— Никого он не играет!

— Почему же он тогда так одет?

— Он профессионал. Из Лондона. И чему только вас учат в Оксфорде?