Марта Кетро - Мартовские коты. Сборник

Долго еще, выходя на улицу или на балкон, я свистела нашим особым свистом, на который он всегда мчался, и замирала, прислушиваясь: не раздастся ли знакомый собачий топот и шумное дыхание, но все было тихо – и в марте, и в мае, а в июне мы его перестали искать. Потом мы и вовсе уехали из того города. Я нашла однажды в папке у дочери рисунок с надписью: «Возвращайся, Джуба!». Мы с ней не можем спокойно пройти мимо черных лабрадоров, а они подают нам лапы, лижут в нос и с беспокойством заглядывают в глаза таким знакомым собачьим карим взглядом.

Теплым осенним днем я шла с тренировки, солнце ощутимо давило на плечи тяжелыми ладошками, и я вспомнила смешного Атона и Аменхотепа IV [3](ничего-то у него не вышло, жаль бедняжку, а какой был красивый).

Я улыбалась, пинала прекрасные пыльные листья и была счастлива, как пригревшаяся, сытая, сонная муха.

У лодочной станции я услышала надсадный лай. Тощий мальчишка чуть постарше меня лупил палкой по сетке ограждения, а огромный черный пес, хрипя, рвался с цепи.

– Ты че делаешь, урод?! – заорала я и метнула в мальчишку мелкий камешек.

Мальчишка взвизгнул, потирая ушибленный локоть, обернулся, увидел меня, и в свою очередь заорал:

– Ты че, больная?

– Это кто тут у нас больной? – Я подошла к нему вплотную и посмотрела исподлобья.

Я была мелкой, но очень сильной, а еще имела репутацию «припадочной», поэтому даже мальчишки старше и крупнее остерегались со мной связываться.

– Ну че ты лезешь? – с досадой спросил мальчик, бросая палку. – Оно твое дело?

Собака все лаяла.

– Любишь собак дразнить? – сказала я спокойно. – Так полезай вон к нему, отвяжи и дразни. Или вот площадка недалеко. Там зда-а-ровых кобелей натаскивают. Туда ступай, и подразни. А цепного пса... это... это... – я запнулась, – это тупая мерзость. Трусливая и тупая мерзость. Вот.

– Ой, да ладно, – мальчишка махнул рукой. – Он же психический, это все знают. Его пристрелят скоро.

– Да не ври, – я так удивилась, что даже злость прошла, – чего усыплять? Он больной, что ли?

Я посмотрела на собаку. Пес был слишком крупным для немецкой овчарки и выглядел вполне здоровым и сильным. Шерсть, правда, не блестела, но это от грязи.

– Я же говорю – психический, – повторил мальчишка. – На всех кидается, даже дядь Жора (лодочник) к нему подойти не может. С багра кормит – ну, миску подсовывает багром, а подойти ссыт. Потому что загрызет. Вишь, он на короткой цепи сидит, а раньше по проволоке бегал. А теперь все, отбегался, – злорадно добавил мой тощий собеседник.

– Да как же так? – все не могла поверить я. – Да не может быть... Он же цепной пес, вроде... и должен быть злым. Разве нет?

– Я ж тебе говорю – он не злой, он психбольной. Сидел на цепи, сидел – и сбесился. Че, два года почти. Тут все его знают, а ты лезешь, куда не просят. Сама потому что такая же – психбольная, – неожиданно завершил мальчишка и отбежал подальше.

Я сделала вид, что нагибаюсь за камнем, и он припустился через парк. Собака лаяла.

Я села на песок по-турецки, приговаривая негромко:

– Да успокойся ты. Правда, что ли, дурачок? Я сидела почти неподвижно, пес устал лаять и

лег, положив лобастую голову на передние лапы.

Мне надо было подумать. Я рисовала тонкой палочкой на песке кружки и стрелы, время от времени поглядывая на собаку.

«Срань господня, – думала я. (Да, у меня был причудливый для одиннадцатилетнего ребенка набор ругательств.) – Срань господня, это какие ж ублюдочные твари... Сами довели собаку – а теперь усыплять... Ну, ниче, я вам устрою кузькину мать...»

Было два вопроса – как и что конкретно я устрою. Вот с ответами было хуже.

Я резким движением стерла узор с песка, и собака вскочила опять, залаяла.

– Да что ж ты так орешь, – поморщилась я, – лежал же спокойно. Ну, полежи тихонько, дай подумать.

Я похлопала по песку ладошкой. Пес, как ни странно, замолчал, покрутился, поскреб песок лапами и лег.

«О, а говорили – псих».

Я рисовала профиль одной ушастой египетской царицы и понимала – уведу. А что оставалось?

Попросить? Даже слушать не станут девчонку, прогонят, еще и посмеются.

Свести со двора.

Как?

Я легко поднялась и пошла вдоль ограждения. Пес кинулся за мной с лаем, да цепь не пустила.