Марта Кетро - Мартовские коты. Сборник

Он был в шоколаде. Уши, морда, щеки, а нос он, видимо, облизал дочиста. Я заглянула ему в пасть и под диван в поисках обмусоленного кирпича – ну не мог же он его весь слопать? Мы на четвереньках лазили под шкафами, спрашивали: «Джуба, твою мать, куда ты засунул этот брусок?» Кот ухмылялся. Я позвонила мужу. И говорю: «Мне в это не верится, но, кажется, собака съела весь шоколад». Муж деловито предположил, что собака, видимо, должна скоро сдохнуть и необходимо показать ее ветеринару. «Ну не мог он весь его слопать», – еще раз сказали мы с дочкой друг другу, еще раз повздыхали и позаглядывали под шкафы. Но во всей квартире, понимаете, не было ни крошки шоколада. Нигде. Ни осколочка. Ни пылинки шоколадной. Будто он нам приснился, этот кирпич. Только пес сильно пах шоколадом и улыбался до ушей.

Ну а потом, часа через два, он быстро и неотвратимо наложил по периметру ковра восемь аккуратных шоколадных кучек. Если шоколадом можно вонять, то это густо воняло шоколадом с легкой примесью собачьего дерьма. Кучки были вязкие, их следы с ковра не отчищались ничем, они были красивого шоколадного цвета и, скорее всего, по весу были равны утраченному кирпичу.

С собакой ничего не сделалось, ни прыщей, ни кариеса, а со мной случился приступ отвращения к шоколаду примерно на год – мне все казалось, что какой-нибудь безвинный, в обертке «Кофе с молоком» или «Бабаевский», тонко и почти незаметно попахивает собачьим дерьмом. А ковер мы выкинули.

История вторая. Как Джуба был дрессированным

У Джубы выросли новые зубы взамен молочных, он любил помойки, драться, плавать в реке и мыть лапы в ванной. Самым невинным его развлечением в ту пору было размотать все рулоны туалетной бумаги по всей квартире. Однажды он разбил все горшки с цветами, утоптал землю от комнат до входной двери, а цветы съел без остатка. Однажды они с котом (то, что кот во всем этом участвовал, больше не вызывало у нас никаких сомнений) повалили набок мешок муки, прогрызли его, всласть в ней навалялись и встретили нас белыми привиденческими боками – видимо, у них был Хэллоуин.

И мы решили пройти с ним курс дрессировки. Утром я отвозила дочь в школу, брала собаку и ехала в старинный парк на другой конец города, где на заснеженной волейбольной площадке нас поджидал дрессировщик Паша. Он вооружал меня прутиком, который я должна была издалека показывать собаке и делать угрожающее лицо. Джу-ба при виде прутика обижался и, хоть и выполнял команды, потом со мной не разговаривал. Команды были такие: «рядом!», «ко мне!», «зубы!», а еще «лежать», «стоять», «место» и «время». Про «время» я шучу. Еще «фу». Дрессировщик дрессировал меня орать командным голосом, не прибавляя при этом ругательных слов.

Через месяц показывания прутика и крика «Ко мне!» Джуба исправно приваливался к моей левой ноге, потому что был страшно ленив и предпочитал сидеть развалившись, а стоять – приваливаясь. На команду «зубы» он покорно закрывал глаза, а я поднимала ему верхнюю губу, демонстрируя воображаемым судьям отличные белые клыки и правильный прикус. Потом я подносила ему к носу вкусно пахнущий кусочек колбасы и говорила «фу!». Собака отчаянно зажмуривалась и отворачивалась, всем своим видом говоря: «Зачем ты меня так мучаешь?».

Когда мы всей семьей собирались на кухне, Джуба бочком крался со своей подстилки в прихожей, незаметно, как ему казалось, подползал к кухонному порогу и как бы невзначай небрежно выносил туда одну лапу. На лапу клалась задумчивая морда. За мордой подтягивалось все туловище. Потом он, как пловец в замедленной съемке, выбрасывал вперед другую лапу. Морда с тяжелым томным вздохом перекладывалась уже на нее. Туловище, соответственно, опять подтягивалось. Еще метр, и он мог бы подползти к вожделенному обеденному столу. Как ему казалось, этого никто бы не заметил. На всякий случай он притворялся крепко спящим.

А там уже наступила бы собачья лафа: непременно кто-то что-то уронил бы прямо ему на нос. Наша дочка Машка целенаправленно проносила бы все мимо рта. К тому же там был наш надменный кот, ему было разрешено сидеть на стуле. Налицо (на морду) была дискриминация по виду. Джуба поднимал брови, открывал на мгновение один глаз и зорко окидывал взглядом все семейство: заметили ли? Нет, не заметили. Мы старательно отворачивались. Он полз дальше, шумно вздыхая от волнения. Лапа-морда-туловище. Лапа-морда-туловище. Еще немного. Тут я «замечала».

– Джуба! – вскрикивала я удивленно. – Ты почему сюда пришел?!