Ольга Покровская: Всегда буду рядом

Ничто не исчезает бесследно, все это сохраняется в бесконечных напластованиях времени для того, чтобы однажды волной плеснуть нам в лицо, сбить с ног, ошарашить пониманием того, какими мы были и никогда уже не будем.

– Эй, Лев Толстой наших дней, – дергает меня за рукав Кира. – Чего замечталась? Нам пора.

– Я уже и такси вызвала, – суетится Танька.

– Да-да, – киваю я, выныривая из опутавшего меня морока. – Идемте.

Мы поднимаемся из-за стола. Я в последний раз бросаю взгляд в темно-зеркальное окно и вижу, как золоченые стрелки часов сходятся вместе, бесконечно творя свою величественную беспощадную магию.

– И, наконец, премия за лучшее произведение прошлого года, написанное в прозе, вручается Владе Мельниковой и ее роману «Полдень над бездной», изданному под псевдонимом Влад Миллер, – объявляет со сцены министр культуры, судорожно одергивая галстук, будто бы он царапает ему кадык.

Я знал, конечно, чье имя сейчас прозвучит, потому сюда и приехал и все-таки вздрагиваю. Вот сейчас…

Журналисты, толпящиеся перед сценой, расступаются, и по ступеням начинает медленно подниматься она. Идет своей царственной поступью, высоко вскинув подбородок. Ростом она совсем невысока, но когда выступает вот так, кажется на голову выше всех в зале. Леди, королева, султанша. Она вовсе не от своего аристократического мужа научилась этаким величавым повадкам, это всегда было у нее в крови. С того первого дня, когда я увидел ее у окна во вгиковском коридоре, и она обернулась на мой голос и посмотрела – просто и вместе с тем взглядом, исполненным внутреннего достоинства. Наверное, стоило бы сказать, что в ту самую секунду я понял, что пропал навсегда, но это чушь. Ничего я в ту секунду не осознал, просто стоял, как идиот, и хлопал глазами. И понятия не имел, что этот миг определил мою жизнь навечно.

Я смотрю, как она поднимается на сцену, берет из рук министра награду и окидывает взглядом зал. Безупречная, нездешняя, женщина, которая всегда над толпой. Я много достиг за прошедшие годы, но все мои успехи, все регалии, звание народного артиста, меркнут рядом с ней, и я по-прежнему чувствую себя никому не известным мальчишкой, явившимся покорять ВГИК в надежде когда-нибудь стать актером. Одета она элегантно и дорого, ничего броского, но и от платья ее, и от туфель, и от наброшенной на плечи накидки, и от изумрудного драгоценного ожерелья, охватывающего шею, веет такой роскошью, перед которой хочется склонить голову. И каждый раз, когда я вижу ее, каждый раз, когда в моей груди начинают тесниться беспочвенные сожаления и сетования, я спрашиваю себя: Почему же я так и не смог ей признаться? Почему не был решительнее, настойчивее? Почему не стал бороться за свое чувство? – я напоминаю себе, что, если бы мои юношеские надежды сбылись, если бы она стала моей женой, осталась в России, прошла по жизни со мной бок о бок, она никогда не достигла бы того, что есть у нее сейчас. Нет, я, как это говорится, не пара ей. Она – королева, и путь у нее свой, царственный.

Она говорит что-то, улыбается, кончики тщательно уложенных русых волос касаются подбородка. Грета Гарбо, так ее называли у нас на курсе. Черт, это какой-то гнусный выверт судьбы. Я ведь отлично знаю, что ей, как и мне, в этом году будет пятьдесят. Но время над ней как будто бы не властно. Вот она стоит в лучах софитов, такая же легкая, изящная, юная, исполненная горделивой грации, как и больше тридцати лет назад.

Все свою жизнь я посвятил ей. Интересно, догадывается ли она об этом? Понимает ли, что, где бы я ни был, чем бы ни занимался, я всегда готов был сорваться к ней по первому зову? Разбирать ее запутанные отношения с Болдиным, перепечатывать рукопись ее первого романа, провожать ее в Англию, прилетать на премьеры ее пьес и даже на похороны ее мужа. За тридцать с лишним лет я так и не понял, осознает ли она свою власть надо мной, намеренно ли пользуется ею, придерживая меня, как безотказного друга, к которому всегда можно прийти со своей бедой? Или искренне считает, что моя вечная готовность броситься к ней на выручку – это счастливая случайность, просто так совпадает, что каждый раз, когда я ей нужен, я оказываюсь ничем не занят?

Столько лет любить ее издали, столько лет мучиться сомнениями, проклинать собственную трусость, перебирать в памяти оставшиеся где-то там, в прошлом, моменты, когда я мог, но так и не решился переменить свою – и ее – судьбу. Во время первой нашей встречи в коридорах ВГИКа, в годы ее отношений с Болдиным, в те дни, когда она, оказавшись на распутье, увлеченно писала свой первый роман. В тот августовский день, когда мы сидели с ней на Чистых прудах, в ту осеннюю ночь, когда я остался у нее в доме после похорон ее мужа.