Филипп Гримбер - Семейная тайна

Я понял, что должен был чувствовать отец, видя ее такой, ощутил его отчаянное желание отыскать в поникшем силуэте черты той, которая взбиралась на балки разрушенного моста и, легко оттолкнувшись, подобно черной стреле, пронзала синее небо над водами реки Крёз.

Глядя на могилы собак в высокой траве, я снова думал о том, что сделал отец. Обняв жену за талию и нежно поддерживая ее, он помог ей выйти на балкон, чтобы вместе с ней совершить последний — смертельный — прыжок. Какими были его последние слова, которые он шептал ей на ухо?

Эстер и Луиза, единственные из всей семьи оставшиеся в живых, сопровождали меня на кладбище Пер-Лашез. Втроем стояли мы у гроба матери, в то время как тело отца, согласно его последней воле, было предано участи Ханы и Симона, став пеплом в печах крематория. Втроем мы дождались выдачи урны с его прахом, чтобы упокоить его рядом с гробом матери в еврейском секторе кладбища. Потом женщины деликатно удалились, оставив меня наедине с родителями. Они уходили по аллее, обсаженной высокими деревьями, сгорбленные, подавленные, какими были они после перехода демаркационной линии. Я поспешил догнать их, занял место посередине, взял каждую за руку и решительно повел их с кладбища.

Спустя какое-то время я узнал, что чета Кларсфельд готовит к публикации книгу, посвященную детям, погибшим во время депортации. Я отнес им фотографию Симона, которую бережно хранил в одном из ящиков своего стола, и сообщил необходимые сведения. Через несколько месяцев я получил толстый том в черной обложке, чудовищный альбом, наполненный детскими улыбками, нарядными платьями, парадными воскресными костюмами. Там был и Симон — стоял на фоне пшеничного поля, щурясь на солнце.

Через много лет после того, как призрак брата покинул мою комнату, после того, как я предал земле всех, кто был мне дорог, мне удалось подарить Симону могилу, на которую он не имел права раньше. Он упокоился здесь, в окружении других детей, которых постигла та же участь, на странице, где помещена его фотография со странно коротким интервалом между датами рождения и смерти и его именем, написание которого так незначительно отличается от моего. Эта книга служит ему могилой.

Речь идет о видоизменении еврейской фамилии Grinberg на ее французский вариант Grimbert. — Здесь и далее — примеч. перев.

Роман о Лисе — французский эпос эпохи Средневековья.

Дранси, Питивье, Бон-ла-Роланд — концентрационные лагеря, расположенные в разных департаментах Франции. Содержащиеся там заключенные ожидали своей участи, как правило, их отправляли в Освенцим.

Лаваль — с 1940 г. активный деятель режима Виши, близкий сотрудник маршала Петена, с 1942 г. до падения режима в 1944 г. — глава правительства. Одновременно он был министром иностранных и внутренних дел, а также министром информации. Организовал насильственный вывоз лучших французских рабочих в Германию, разрешил во Франции деятельность гестапо для борьбы с Сопротивлением, создал французский аналог гестапо, руководил арестами и отправкой на уничтожение евреев Франции.

Мемориал неизвестному еврею-мученику, построенный по проекту архитекторов Жоржа Гольденберга и Александра Персица, был открыт в 1956 г. Памятник стал первым в Европе, посвященным холокосту. На слабо подсвеченных стенах бесконечный ряд имен: замученных и сожженных детей, женщин и мужчин.

Робер Бразийяк — литератор, министр кинематографии в правительстве Лаваля, казнен в 1945 г.