Алина Витухновская - Человек с синдромом дна

Пропаганда плюс силовой ресурс — то, что дает правду. Никакой абстрактной правды кроме онтологического понимания сути природы вещей и некоторого количества научных законов не существует.

Новый год — это два потерянных месяца. Дела не делаются в декабре, потому что скоро. И в январе — потому что уже. Ничего хорошего в новом году, как известно, не случается. Все та же советская чушь — пьяные мужички, дурнопомаженные и скороухоженные женщины, некрохолодец, остервенелые фейерверки, речь президента, совкино, гологнь. Сама я не справляю. Но люди говорят. Денщик мой каждый Новый год утыкался в салат оливье. И даже не из мазохизма, а от верности Традиции. Человек знающий, что его ничего не ждет верен традиции. Чем хуже традиция, тем больше верен. Так вышло. Потому все, чего у вас не было в том году и не стало в этом, того еще больше более не будет. Поэтому не желаю. ТакЪ.

Нелюдь под шубой — Венера в Мехах. В своем окончательном сверхчеловеческом пределе.

А «груз 200» никого в Россиюшке не отрезвляет. Он как-бы успокаивает и дает такую томно-тоскливую, водочную прелестную меланхолию, такой войно-валиум, такую грудастую домохозяйку из агитпроповского кино, еще не успевшую, да и не смогшую распластаться собственной красочной смертью в мехах.

Так русские матери бегут от потрепанных в злой горошек халатцев, от морщин, старости и уродства, от бессмыслицы тотальной бытия, которую вдруг слизнуло сладостное отчаянье и утробно прокатилось где-то по неатрофировавшейся еще, еще страстной плоти, и там предоргазменным каким-то христианским озарением-катарсисом, остановилось что-то схлопнулось. И успокоилось шаловливым анонимным чудовищем, связанным с этим миром ненасытной утробной глоткой, превосходящей всякую бездну в беспощадной и хохочущей своей глубине.

Ваши матери — ваши убийцы.

Думать, что писатель пишет (только и делает, что пишет) — так же глупо, как думать, что всякий проявленный субъект тождественен своему тождеству. На самом деле — проявленность — в большой степени отрицает субъектность. Навязывание тождества — тоталитарно. Писатель — соцфункция. Нет никакого «писателя вообще».

Мизантропия — это в некотором роде гуманизм. Только стерильный.

Диктатура Ничто — это метафизический материализм.

Назови нечто реализмом, оно тут-же становится советским. Поэтому термин «метафизический реализм» мне никогда не нравился. А Мамлеев нравился всегда. Но вне интерпретаций. То есть, он писал про Нутрь. А трактовали — как Наружь. Про Осознание, а трактовали как Падение. Падение же в свою очередь трактовали чуть ли не как «христианский опыт». (Но пытка опытом не бывает. Впрочем, в России в это не веруют, напротив). Он писал про Дно, а думали — про Россию. Он и сам в это верил. Писал про Россию, а вышло про Дно. (Впрочем, про Россию всегда получается так. Или как-то так). Писал он про уродов. А уроды — думали для. Ну и так далее…

Местный менталитет таков, что как правило, люди, которые вам помогают, ежели и хотят видеть вас высоко, то не выше себя. И высоко-то высоко, но равно так, чтоб дотянуться можно было.