Пол Остер - В стране уходящей натуры

Мало-помалу мои уловы становились все более удачными. Среди обычного хлама вдруг попадалось что-то неожиданное: складной телескоп с треснувшей линзой, резиновая маска Франкенштейна, велосипедное колесо, русская пишущая машинка, в которой не хватало только пяти литер и клавиши для пробелов, паспорт на имя некоего Квинна. Эти сокровища компенсировали горечь временных неудач, и со временем, когда мои контакты с Агентами По Восстановлению Качества наладились, я даже начала откладывать на черный день. Конечно, можно было и не так развернуться, но я сразу поставила себе границы, за которые ни при каких обстоятельствах не выйду. Например, я не прикасаюсь к трупам. Раздевание умерших приносит мусорщикам самые большие прибыли, и редкий рециклер упустит такую возможность. Я повторяла себе: дура, разборчивая избалованная девчонка без инстинкта самосохранения… не помогало. Хотя попытки были. Пару раз я оказывалась в шаге от этой черты — и пасовала. Помню лежавших рядом старика и девочку-подростка. Я склонилась над ними, даже протянула руку, мысленно уговаривая себя, что в этом нет ничего такого. А в другой раз, на Абажурной дороге, поутру, я наткнулась на мальчика лет шести. И оба раза не смогла. Не могу сказать, что я испытала чувство гордости за правильно сделанный нравственный выбор, просто у меня не хватило духу.

А еще мне сослужило плохую службу то, что я была сама по себе. Я не общалась с коллегами, не пыталась с ними подружиться. А в нашем деле нужны союзники, особенно в борьбе со Стервятниками, мусорщикамиотморозками, которые отбирают у нас законную добычу. Инспекторы закрывают на это глаза, охотясь только на тех, у кого нет лицензии. Так что для нас, истинных мусорщиков, идет игра без правил, с разбойными нападениями, с ударами исподтишка, в любое время дня и ночи. Меня грабили примерно раз в неделю, и я даже начала заранее подсчитывать убытки, как будто это было само собой разумеющимся. Имей я друзей, возможно, удалось бы избежать каких-то налетов. Но, в общем и целом, я считаю, оно того не стоило. Мусорщики — народ ушлый, что Стервятники, что нестервятники, и меня тошнило от их козней, их хвастовства, их вранья. Важно, что тележку я сохранила. Тогда в руках у меня хватало сил удержать ее, а в ногах — выносливости, позволявшей убежать от любой опасности.

Наберись терпения. Знаю, иногда меня уводит в сторону, но, боюсь, если сразу не запишу все, что приходит на ум, все это окажется утерянным безвозвратно. Память уже не та. Она стала тяжелой и неповоротливой; самая простая мысль, требующая развития, меня утомляет. Все начинается помимо моей воли. Слова приходят в тот момент, когда я не жду никаких слов, уже отчаявшись их подыскать. Каждый день все та же изнурительная борьба, все та же пустота и желание все забыть, а потом, наоборот, зацепить, удержать. Всякий раз это происходит с одного и того же места, с точки, в которой карандаш соединяется с бумагой. Вот рассказ возобновился и вскоре оборвался, сделал короткий рывок и снова застрял, и сколько же слов, сколько умолчаний безвозвратно потерялось в этих паузах…

Долгое время я старалась ни о чем не вспоминать. Просто когда я начинаю излагать свои мысли на бумаге, мне как-то легче справляться с повседневными делами и собственным унынием. Вообще-то память — страшная ловушка, и я долго сдерживала себя, не позволяя воспоминаниям просочиться в мою нынешнюю жизнь. Но в последнее время я стала давать слабину, с каждым днем, похоже, все больше, мне все труднее «отпускать» от себя прошлое: родителей, Уильяма, тебя. Ты помнишь, какой оторвой я была когда-то? Я слишком рано созрела, по любому поводу у меня было собственное мнение. Сколько же неприятностей я доставляла моим родителям, я постоянно грозилась уйти из дома, доводя мать до слез. Им не хватало, в придачу к Уильяму, потерять еще и меня! Если ты их увидишь, пожалуйста, передай, что мне очень стыдно. Я хочу, чтобы кто-то сделал это для меня, а кроме тебя, мне не на кого рассчитывать.

Да, мне есть в чем раскаиваться. Иногда моя жизнь представляется мне чередой бесконечных сожалений, ложных поворотов и непоправимых ошибок. Хоть не оглядывайся назад. Ты вдруг видишь себя в ярком свете — и приходишь в ужас. Но с извинениями я опоздала, это ясно. Остается идти вперед. Что ж, ограничусь сказанным. Когда-нибудь, бог даст, меня прорвет, и тогда наружу выйдет всё, главное и неглавное. Сейчас же в голове все смешалось, и довести хотя бы одну мысль до конца — для меня уже победа. Извини, если я тебя совсем запутала. У меня нет выбора. Рассказываю, как могу.