Вячеслав Репин - Звёздная болезнь, или Зрелые годы мизантропа. Том 2

— Значит, ты и в вечную жизнь веришь? — продолжала Луиза донимать его.

— Верю.

— А вот я этого не понимаю… Что это такое? Как ты себе это представляешь?

Мольтаверн помялся, нарочито зевнул и, устремив взгляд вдаль, вымолвил:

— Душа не умирает… Ученые это давно доказали.

— Что-то не слышала таких доказательств.

— Я в журнале читал, — сказал тот. — Я вам дам — наверху валяется.

— В журналах чего только не пишут. Душа, говоришь… Мы же не про душу говорим, а про тебя. Ты, значит, умрешь, а душа останется. Где же тут вечная жизнь?

— Я — это только тело, оболочка. А душа…

— Ну-ну, — подстегнула Луиза. — Что дальше?.. Пэ! Ты только послушай, что он несет. Мы, говорит, — одна оболочка!

Остановив тачку неподалеку от беседки, Петр вытер лицо рукавом и рассеянно улыбался.

Мольтаверн, подперев себя кулаком в бок, продолжал смотреть вдаль.

— Удивил ты меня, Леон… — качала Луиза головой. — С оболочкой…

— Кукушка, слышите? — сказал Мольтаверн. — Обычно ее слышно немного левее. Новая наверное появилась.

— У русских есть такая игра, — сказала Луиза. — Мы же русские — на донышке, но всё-таки. Ты не знал?

— Нет, вот этого не знал.

— Ты-то небось француз потомственный. Тебя из соски красным вином кормили.

— Луиза, как можно говорить такие глупости? — вмешался Петр.

— Да он не обижается… Правда, Леон?

— Не из соски, а из миски, — сказал Мольтаверн. — Одну на всех ставили, и мы всей сворой бросались похлебать. Хвосты вверх и вперед! Смотрите, какой вырос… — И он дважды врезал себе кулаком в грудь.

— Остряк, подумайте… — Луиза сокрушенно качала головой.

За продолжением разговора в беседке Петр следил с напряжением, всё больше чем-то пораженный.

— Эта русская игра заключается в том, чтобы спросить кукушку, сколько человеку осталось жить. Сколько раз прокричит — столько лет и осталось… Повторяй за мной: кукушка-кукушка, сколько мне жить осталось? — Луиза подала пример.

Со стороны холмов почти сразу послышались отдаленные крики кукушки.

— Всего три раза! — встрепенулся Мольтаверн. — Что-то маловато.

— Ты за меня не переживай! Ты про себя спроси. Ну?

Мольтаверн медлил. Чувствуя, что забава к добру не приведет, он не хотел пасть лицом в грязь, но в то же время хотел угодить и, словно нерадивый ребенок, который не осмеливается идти наперекор до конца, странным голосом пробурчал:

— Кукушка-кукушка, сколько мне осталось?

Ответа не было.

— Громче надо спрашивать, сонная ты тетеря! — отругала его Луиза, и в тот же миг раздался один-единственный крик кукушки. — Всего один! А говоришь, маловато… Вот тебе и вечная жизнь! Еще раз попробуй! Ошибка, наверное.

— Кукушка-кукушка, — проговорил Мольтаверн уже нараспев. — Сколько мне осталось жить?

Луиза подняла в воздух указательный палец. Петр вслушивались вместе с ними. Кукушка опять прокричала всего один раз.

— Слышишь, всего один год?! Ну, Леон! Готовься к бане. Один год как миг пролетает, глазом моргнуть не успеешь…

После обеда Петр унес поднос с кофейником в свою рабочую комнату и сидел в кресле перед окном, просматривая альбом о местной флоре и фауне, чтобы научиться, если случай представится, отличить кукушку от перепела, а ими кишела, как он слышал, вся округа.

С радостным недоумением он открывал для себя, что эта птица ведет паразитический образ жизни, всегда приживается в чужих гнездах. Серую европейскую разновидность кукушки cuculus canorus из-за горизонтальных полосок на груди якобы путают обычно не с перепелами, а с ястребом-самцом. Что же касалось знаменитых криков этой птицы, раздающихся над лесом, то издавали их, как оказывалось, самцы, а не самки…

На пороге появилась Луиза. Она была босиком и в одном белье.

— Я забыла купить сигареты. Пошлем Леона?.. У-у, да у тебя здесь… как у черта за пазухой! — проговорила она, замечая, с каким комфортом он расположился возле книжного шкафа с включенным радиоприемником.

— Посиди со мной, — предложил Петр. — Ты кофе уже пила?

— Леон принес наверх чашку.

— Скажи мне… там, наверху, ты его принимаешь в таком виде? — поинтересовался Петр. — Не совестно тебе, Луиза?

— Да он внимания не обращает.

— Зря ты так думаешь. Я же вижу, какими глазами он на тебя смотрит. Демонстрировать перед мужчиной лучшие части своего тела… Нужно понимать такие вещи.

— Да какой он мужчина!

— Ты ведь знаешь, что я прав, — упрекнул Петр, не отрывая глаз от альбома. — И сама это замечаешь.