Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

— Чрезмерные обобщения — это тоже закрытая система в своем роде. Любая система качественно перерождается, если использовать ее с натяжкой. Обобщать нужно осторожно. История кишит карликами.

— Ну ладно, это мы еще обсудим… Ваня, ты прости, я должен ехать, не смог предупредить тебя заранее. Мы не закончили, нужно всё как следует обсудить… Ты не мог бы завтра зайти? В это же время? А пока…

Глебов достал из стола перетянутую резинкой пачку банкнот.

— Твой гонорар, — сказал он, протягивая доллары.

Иван с недоумением уставился на деньги.

— Здесь две тысячи долларов. В счет того, что ты принесешь в следующий раз. Будем считать, что это аванс… Сработаемся — постараюсь платить столько же ежемесячно. Устраивает?

— Мне нужно знать конкретно… Объем работы, сроки?

— Договоримся, не переживай.

Протянув уже в дверях руку, Глебов поинтересовался:

— С отцом-то созваниваетесь?

— Вчера говорили.

— Привет передавай при случае… Ну, до завтра.

Глебов отвел для встречвторник. С очередной порцией фотографий и аннотаций к ним Иван появлялся на канале Грибоедова в вечернее время. Принесенные «голограммы» разбирали вместе. Некоторые Глебов одобрял с ходу. Над другими задумывался, выражал сомнение по поводу той или иной детали, подчас самой незначительной, и бывало отвергал заключения, которые Иван взял за правило прилагать в конце. Но полностью браковал работу редко. Он никогда и ни на чем не настаивал с категоричностью. К просмотренным «голограммам» больше не возвращались. Но на столе появлялись новые и новые фотографии…

Иван почти сразу обратил внимание на то, что фотографии людей зрелого возраста даются ему легче. Таких и было большинство. В редких случаях «кандидатам» оказывалось меньше тридцати. Он полагал, что трудность в обработке этих снимков заключается в том, что не окончательно сформировавшейся оставалась личность самих «кандидатов», ввиду чего в образе присутствовала некая незавершенность, которая не могла не отражаться на внешних данных, поэтому при интерпретировании возникали иной раз трудности.

С «кандидатами» женского пола — этим своеобразным подарком — работать было легче, чем с образами мужчин. Всех женщин на фотографиях роднило что-то общее, очень типичное, хотя и с трудом поддающееся ясной лексической оценке. Но, что удивительно, достаточно было один-единственный раз выстроить конкретный женский образ в соответствии со строго заданными критериями и отбросив всё второстепенное и незначительное, сосредоточиться на ясной ноте, звучавшей чисто, наподобие камертона, и «голограмма», выводимая по этой методике, оживала сама собой — она оказывалась практически универсальной для всех остальных «кандидаток».

Отсутствие ярких дарований, плодовитость в буквальном смысле слова, приверженность стереотипным ценностям среднего непритязательного человека — таким, как дом и семья, — тяга к простым домашним занятиям и вместе с тем практически поголовная, но без крайностей, неудовлетворенность жизнью… Прибавить к этому врожденное простодушие и невысокий уровень образованности, что было каким-то повальным явлением и очень бросалось в глаза, а также отсутствие больших личных амбиций… — и получался законченный собирательный образ. Совокупность качеств превращала «кандидаток» в идеальных исполнительниц, пригодных для работы практически в любой сфере. Вскоре Ивану пришлось констатировать и другое: женщины в массе своей были не только порядочнее представителей сильного пола, но и вообще как-то более совершенно, более гармонично устроены. Глебов в шутку говорил ему, что, для того чтобы так хорошо разбираться в тонкостях женской натуры, нужно либо родиться женщиной, либо быть отъявленным волокитой…

Иван и сам порой удивлялся тому, что многое ему дается с ходу. Иногда ему стоило лишь взглянуть на лицо человека и мысленно зафиксировать на себе его взгляд, чтобы представить себе его речь, походку, рукопожатие, манеру держать себя за столом, на людях и даже его поведение в постели. Но что обращало на себя внимание: в комментарии всё чаще вкрадывались повторения. Иван не мог не замечать этих «тавтологий», понимал, что избегать их в дальнейшем будет трудно. Глебов оказался прав, предупреждая его, что таким делом невозможно заниматься постоянно: не успевает человек набить руку, как энтузиазм его улетучивается по причине монотонности и однообразия занятия. В результате острота восприятия притуплялась, несмотря на приобретаемый опыт и совершенствовавшуюся точность в оценках. Бороться с этим было бесполезно.