Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

На Сивцевом Вражке, в доме Николая, ей тоже отвечали чужие люди. Квартиру они-де купили год назад, отношений с прежними жильцами не поддерживали и, разумеется, понятия не имели, как их найти.

Оставался Лондон. Но у Ивана всё время включался автоответчик. Маша звонила в самые разные часы, в дневное и в ночное время, трижды оставляла сообщения, каждый раз с номером московского телефона Варвары, у которой остановилась, но звонка от Ивана так и не последовало.

Позвонить в Тулу? Этот шаг казался ей непосильным. Родители потребовали бы одного — чтобы она села в поезд и приехала. А то и сам отец сел бы за руль своей «нивы» и уже через два часа был бы в Москве… Но как появиться перед матерью и отцом с округлившимся животом? Какими словами объяснить, почему всё это время она не давала знать о себе? Звонок в Тулу Маша откладывала день за днем…

Подруга Варя жила на Трубной, одна в небольшой однокомнатной квартирке, доставшейся ей после развода. Круглосуточное общение с человеком, который понимал ее с полуслова, уже почти летняя и буднично теплая Москва, светившиеся чем-то родным лица прохожих, городская жизнь без всплесков, без перемен, текущая спокойной широкой рекой… Маше рисовалось собственное прошлое, до слез никакое, но душу нет-нет да и захлестывала вкрадчивая ностальгия по безвозвратно ушедшему времени, когда в жизни всё было просто — ни забот, ни страхов, ни сомнений. Одно необъятное будущее. Глядя в бездну, всегда невольно начинаешь пятиться. Даже если за спиной нет ничего такого, на что можно опереться. Поразительное существо человек, по-другому он не может… На улицах города Маше хотелось останавливаться перед каждой витриной, наблюдая, как из толпы выныривает сиротливое отражение растерянной особы в положении, этакой белой вороны, которая приглядывается, нахохлившись, к каждой тени. На центральных улицах, несмотря на свежую весеннюю зелень, в одно утро преобразившую город, днем припекало солнце, и даже чувствовалась духота. По вечерам же становилось настолько сыро и зябко, что мерзли руки и уши.

От дневного возбуждения вечерами трудно было прийти в себя. В разговорах проходило полночи. Во сне Маша видела Москву, неслась над ее улицами, где знакомыми ей казались каждый угол, каждый подъезд и подворотня.

Когда речь заходила о Машиных нью-йоркских перипетиях, Варвара не знала, что посоветовать. С одной стороны, она не могла не порадоваться за подругу: молодец, хватило смелости бежать без оглядки! От таких, как Четвертинов, другого спасения нет и быть не может — Варя в этом нисколько не сомневалась. На ее взгляд, Маша еще легко отделалась. С другой стороны — что ей делать дальше? Как выходить из «положения» здесь, в Москве?

Лично она, Варя, на месте Маши не стала бы разрывать контракт со швейцарцами. Если Альтенбургеры, конечно, те люди, за которых себя выдают, если подруга не заблуждается на их счет. По мнению Вари, предложенная Маше сумма была далека от астрономической.

Суррогатное материнство в России не оплачивалось достойно. В Москве и Петербурге размер вознаграждения за такие услуги не превышал, по Варвариным сведениям, десяти — двенадцати тысяч долларов, а пару лет назад цены были и того ниже. Но для тех, кто приезжал в столичные клиники, чтобы «заказать вынашивание», и эта сумма выглядела неподъемной. Денежная масса в стране распределялась по карманам граждан с пугающей неравномерностью, и это напрямую зависело от способа добычи дензнаков. Пока одни вынужденно «крутили быкам хвосты», другие выбивались из сил, получая гроши, третьи гребли деньги лопатой. Такая страна, ничего не поделаешь, таков менталитет… Семьдесят тысяч долларов — сумма, конечно, не маленькая, — но только для таких, как они с Машей. Ведь обычным честным трудом таких денег здесь всё равно не заработать. Для этого нужно либо открыто воровать, либо «крутиться», выжимая соки из всех, кто готов работать за копейки или нагло присваивать себе то, что работающие в поте лица не могли удержать в руках. Именно по этой причине, когда в Москве речь заходила о деньгах, люди теряли способность к счету, теряли голову. Любой подсчет требовал добавлять к цифрам нули. Другой масштаб. Другая реальность. Те несколько десятков тысяч, что предлагали Маше швейцарцы, в Москве, как ни странно, не считались деньгами… Так смотрела на вещи Варя.

Маша же, после всех своих мытарств, не ощущала особенной разницы между жизнью «там» и «здесь». В конце концов, везде одно и то же. Где-то деньги стоят дороже, где-то дешевле, так же, впрочем, как хлеб, мыло или проезд в общественном транспорте. Но при этом жизнь людей всегда укладывается в одни и те же схемы. Сильный стремится обобрать слабого, здоровый — немощного, молодые обгоняют стариков. Слабые же всюду в большинстве, это так — но это большинство пассивное. Конечно, Варя была права: заниматься предпринимательством Маша вряд ли смогла бы. Во-первых, для этого необходимы всё те же средства — стартовый капитал, связи, «мохнатая лапа»… А во-вторых, очутиться в роли «сильного» и попросту прибирать к рукам всё, что плохо лежит, — едва ли она обладала такими способностями. Господь не наделил нужной жилкой, не та природа.