Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 2

Время близилось к полуночи, а игра всерьез еще не начиналась. Как водится по пятницам, играли в закрытый покер. От настоящих ставок пока воздерживались. Чтобы растормошить игроков, за стол сел сам хозяин заведения. Фоербаху уступили место, он положил перед собой крохотный серебристый телефон, пачку слабеньких сигарет и старался делать вид, что ничего особенного не происходит.

Сидевшие за «синим» молчаливо Фоербаху подыгрывали. После того как в декабре Матерьялист Диалектович спустил за одну партию тридцать тысяч долларов, которые ему пришлось вынимать не из кассы клуба, а из собственного кармана, он во всеуслышание зарекся никогда впредь не играть в ночное время. К лицу ли проигрывать собственной клиентуре? О решении патрона все были осведомлены. Но страсть Фоербаха к игре давно стала легендой. Недаром же он столь успешно реализовал себя в этом качестве. Большинство любителей азартных игр на страстях деньги теряли, а он — зарабатывал. Этот человек в буквальном смысле слова состоялся, ему мог позавидовать кто угодно. Уже по этой причине в стоические обеты Фоербаха никто не верил.

Девушка, обслуживавшая стол, вернулась из кассового зала и сложила перед патроном стопку фишек. Началась раздача карт.

Отойдя к окну-аквариуму, выходившему в зимний сад, Николай наблюдал за ажиотажем у стола и вполголоса посвящал Грабе в обычаи заведения. Как вдруг он замер, оборвав фразу на полуслове, и уставился на вход.

В дверях показался адвокат Шпанер, на днях позвонивший Николаю, чтобы передать привет от Аристарха Ивановича. Шпанер объявлялся редко, не чаще, чем раз в полгода, и всегда по делу. Николай воспринял звонок как дурное предзнаменование, и в данный миг уже ничему не удивлялся — даже появлению Вереницына, Змея Горыныча, силуэт которого маячил за спиной Шпанера. Фоербах не мог не знать о приезде такого гостя, его всегда предупреждали. Тогда почему утаил это, когда сам звонил и приглашал?.. Его охватило чувство досады.

Шпанер и Вереницын подошли к Николаю. Смерив взглядом Грабе и сделав вид, что не узнает его, Вереницын предложил позднее сыграть в покер. Николай принял вызов без колебаний, натянуто улыбнувшись Аристарху Ивановичу. Вереницын сказал, что вернется, и отошел с адвокатом к столу, где как раз подали чай.

С левого края стола на привычном месте сидели двое итальянцев, зачастивших в клуб с лета. У обоих был довольно замученный вид — от Москвы ли, работы, ночных ли бдений. Итальянцы играли вдвоем за одного. Посасывающий сигару вел игру. Напарник помоложе заглядывал в карты товарища и постоянно что-то нашептывал ему на ухо, — делился бесценными соображениями? Третьим за столом сидел завсегдатай ночного покера Вольдемар Галкин, которого в клубе прозвали Волгой. Внушительной комплекции, узколобый, с приплюснутым боксерским носом, Волга травил душу мелкими ставками и непоседливо тряс ногой под столом.

Несмотря на попытки Волги набросать в банк фишек — он проделывал это осторожно, будто пытался развести костер и подкармливал огонь понемногу, чтобы не сбить занявшееся пламя, — партия оставалась неинтересной, на лицах лежала печать скуки. Волга изнывал от нетерпения. Он походя обсуждал что-то с вертевшейся у стола подругой, стройной девицей лет тридцати с худым грубоватым лицом, без которой в клубе вообще не появлялся, но обычно она редко приближалась к игрокам. В выражении ее глаз, стоило ей показаться у «синего» стола, появлялось что-то печальное, как у породистой собаки, ожидавшей от хозяина знака внимания или команды.

Приехал и Поздняков. Пока он лишь прогуливался в отдалении от стола, раскланивался с присутствующими, кому-то звонил, улыбался. Он ждал своего часа…

Зал обслуживала стайка девушек. Все невысокие, с правильными фигурами, в черных чулках и в одинаковых шелковых блузках, они суетились вокруг игроков, меняя пепельницы, разнося выпивку и легкую закуску.

Андрей Николаевич, севший наконец играть, попросил порцию гречневой каши и чашку чая с молоком. Фоербах, задержав на нем участливый взгляд, последовал его примеру — попросил каши и как всегда погорячее и с двойной порцией сливочного масла. От спиртного все отказались. Рюмку коньяку попросил лишь один из итальянцев: в отличие от русских завсегдатаев, во время игры не бравших в рот ни капли, он любил взбодриться рюмашкой-другой натощак. Волга предпочел дождаться ужина; после полуночи тут же, в зале, на длинном столе накрывали настоящий обед с несколькими холодными и горячими блюдами, с винами, водкой и коньяками.